ИОСИФ ЛИКСТАНОВ - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф]

А в это время Виктор Лесков ходил «в героях» с довольно печальным видом. Еле передвигая ноги, последовал он за Костиным-коком в носовой кубрик и забрался в дальний угол, где находилась койка великого кулинара Ионы Осипыча. Утомлённый трудами на камбузе, кок, кряхтя, снял ботинки, со вздохом облегчения прилёг и сказал Виктору:

— Я вздремну, а ты посиди здесь. Не смей по кораблю шнырять.

Он с блаженной улыбкой закрыл глаза и добавил:

— Друг… хм! Всякие, видишь, друзья бывают… Никуда не ходи, нечего тебе со всякими водиться!

— Он не всякий, — пробормотал Виктор.

— Витька, не возражай! — благодушно сказал Иона Осипыч. — Тебя добру учат, а ты фыркаешь…

Он скоро заснул. Виктор вышел из кубрика.

Снова серое и неприветливое небо низко висело над неспокойным морем; снова неподвижные, молчаливые стояли на борту краснофлотцы, следившие за каждой волной. Миноносец продолжал свой путь.

«Где Митя?» — подумал Виктор.

Его потянуло к товарищу. Он сделал несколько шагов к юту и остановился, чувствуя, что не в силах встретиться с Митей. Невидимая преграда стала между ними, и Виктор не знал, как её назвать, как преодолеть. Не знал? Нет, он нашёл бы дорогу, которая могла снова привести его к Мите, но после слов, которые были сказаны им и Костиным-коком, он не только не мог стать на эту единственную правильную дорогу, но даже старался не думать о ней.

— Лесков!

Виктор быстро обернулся и увидел Алексея Ивановича. Боцман внимательно смотрел на мальчика.

— Пройди к командиру, — сказал он. — Командир хочет с тобой поговорить. Его каюта четвёртая по правому борту.

— Есть пройти к командиру, — ответил юнга.

Со стеснённым сердцем направился он к жилым помещениям командного состава.

Дверь четвёртой каюты по правому борту была открыта. На пороге, спиной к Виктору, стоял обладатель чудесного чемодана и быстро говорил:

— Нет, тут же всё ясно… Такие замечательные глаза… Совершенно ясно…

— Благодарю вас, профессор, — раздался густой голос.

— Совершенно, совершенно ясно! — проговорил чудак, закрыл дверь, увидел Виктора и смущённо сказал: — Ах, это ты, мальчик!

Он постучал в дверь и крикнул:

— Мальчик пришёл!

— Прекрасно! Войди, юнга Лесков, — прогудел голос в каюте.

Виктор вошёл. Командир «Быстрого» сидел к нему спиной за столом. Он писал и не скоро повернулся к юнге. Наконец он кончил, пробормотал: «Точка!» — и встал. Виктор увидел очень высокого человека, загорелое лицо, светло-серые глаза. Они резко выделялись на тёмном лице и глядели из-под нависшего лба, как из засады, — настойчиво, внимательно, как показалось Виктору, строго.

— Здравствуй, Лесков! — сказал командир. — Рад с тобой познакомиться.

Он взял со стола лист бумаги, пробежал написанное и протянул мальчику:

— Ты умеешь читать рукописное? Вероятно, с трудом? Я предвидел это. Постарался писать разборчивее. Это текст радиограммы. Ответ на запрос походной редакции военно-морской газеты. Спрашивают фамилию сигнальщика, который обнаружил подводную лодку. Понимаешь? В моём сообщении командованию я не указал фамилии, а газета желает довести её до сведения всего флота. Читай! Это о тебе…

Виктор вглядывался в круглые крупные буквы, но они прыгали, разбегались, как живые. Командир молчал, и это молчание нависло над Виктором, заставило его съёжиться.

— Нет, ты не читаешь, — сказал командир. — Дай сюда. Слушай внимательно!

Он медленно прочитал:

— «Первым обнаружил подводную лодку «синих» пассажир на борту эсминца «Быстрый», воспитанник блокшива Виктор Лесков».

В памяти Виктора возникло лицо Мити — такое, каким он видел его в последний раз, и юнга с силой втянул воздух.

— Всё правильно? — спросил командир.

Виктор молчал.

— Теперь поговорим, — сказал Воробьёв. — Сядь!

Виктор, всё так же не поднимая глаз, сел на диван. Командир прошёлся по каюте.

— На корабле не верят, что лодку первым увидел ты, — чётко проговорил он. — Не верит боцман. Не верит наш пассажир, профессор. Я ответил им: мне нужно поговорить с юнгой, познакомиться с ним лучше. Ты сын моряка?

— Да… — тихо ответил Виктор.

— Он погиб от мины?

— Да…

— Ты знаешь, каким был твой отец? Ты помнишь?

— Нет.

— Тебе рассказывали?

— Папа был смелый…

До сих пор он всегда говорил о своём отце с гордостью, охотно, а теперь ему почему-то было очень трудно отвечать на короткие вопросы командира.