«Схватиться рукой! Не то упаду…» — подумал Глеб Андреевич и что есть силы вцепился руками в прутья решетки.
— Что это с ним? — спросил у дяди Доната Сандро.
— Спасите!.. — нечеловеческим голосом закричал Глеб Андреевич.
В церкви ничего не могли понять до тех пор, пока в окне рядом с Глебом Андреевичем не появилась голова удава. Руки Глеба Андреевича, вцепившиеся в решетку, начали медленно разжиматься.
Люди с криком бросились к лестнице и сорвали с петель железную дверь. Едва разыскав вход в комнату, в ужасе остановились. Красноармейцы вскинули винтовки.
На полу, в объятиях удава, лежало искалеченное, с вытянутыми руками тело Глеба Андреевича.
— Всё… — шепнул дядя Донат.
Удав поднял голову и посмотрел на людей. Красноармейцы щелкнули затворами.
Удав зашипел, освободил от объятий бездыханную жертву и медленно пополз в ящик.
Сандро стоял не двигаясь, следя немигающими глазами за удавом, за которого отдал жизнь самый близкий на свете и дорогой ему человек.
— А этот, наверное, напоследок с ума сошел! — шепнул Влас. — Разве нормальный человек прицепит к тельняшке такую брошку?
Ранним утром от перрона Пореченского вокзала отправился длинный товарный состав. В конце его прицепили вагон ярко-зеленого цвета. На его широкой двери была нарисована девушка в полете на фоне трапеции, внизу надпись: ЦУГЦ.
Если бы кто-нибудь заглянул в вагон, то увидел нечто необычайное. Вагон разделяла надвое низкая деревянная перегородка. Налево от неё помещались животные, в другой половине — люди. Вагон болтало во все стороны, клетки тряслись, лошади приседали. Но ехать было очень весело.
В вагоне завтракали. Артисты сидели на широких деревянных нарах и на полу, на сене, где стояла большая кастрюля, полная гречневой каши с мясом. Каша была такой вкусной, что все просили добавки. Так умел готовить только дядя Донат. Добавку раздавала Нонна.
— У нас на востоке, Боря, есть такой поговорка, — сказал Сандро: — «Ешь всегда много. Если ты ешь у друга, ему это приятно, а если у врага, тем более ешь ещё больше». Так что проси добавка! Не стесняйся!
Все рассмеялись. Буян перестал жевать сено и заржал. Стало ещё веселее.
— Развеселились и о чае забыли, — сказал Василий Тихонович. — Тебе какого налить, Борька? Поварского или кронштадтского?
— А какая разница?
— Огромная. Кронштадтский чай такой жидкий, что даже в самую туманную погоду в Ленинграде через стакан с этим чаем Кронштадт виден, а поварской самый крепкий. Такой чай заваривают для себя повара.
— Тогда мне поварского…
Чай пили молча, сосредоточенно. За тонкой перегородкой переступали копытами кони, лязгал цепью медведь, тоненько всхрапывал мангуст. В ящике изредка шипел удав. Под потолком поскрипывал, качаясь, шахтерский фонарь.
Ребята помогли вымыть посуду и уселись на полу у двери.
— Интересно в товарном вагоне ехать, — сказал Борька. — Лучше, чем в обыкновенном.
— Ещё бы! — воскликнул Сандро. — И вагон красивый какой! Я первый раз в жизни еду в такой красивый вагон. А сколько уж катаюсь. Нам, Борька, теперь кататься всю жизнь в цугцовский вагон.
— Слава богу! — сказал Борька.
— Что? Опять «слава богу»?
Ребята переглянулись и рассмеялись. Поезд вылетел на мост. В Свердловск! В Свердловск! В Свердловск! — застучали колеса.
Прошел встречный. Тар-ра-ра-ра, тар-ра-та-та, тар-ра-та-та!
— Я знаешь какой адрес Власу и Нине оставил? — сказал Борька. — Союз Советских Социалистических Республик. Город Свердловск, Свердловской губернии. Свердловский государственный цирк. Ученику артиста Центрального управления государственных цирков, клоуна Доната Донатовича Старушкина, Борису Петровичу Ваткину.
— Зачем так? — рассмеялся Сандро. — Короче можно. — Свердловск, Госцирк, Ваткину. А для верности приписку сделать: «Вслед за цирком».
— Это если цирк в новый город переедет, — пояснил Василий Тихонович.
— Как только в первой клоунаде в костюме и гриме сфотографируюсь, сразу карточку пришлю ребятам, — сказал Борька.
Василий Тихонович рассмеялся:
— Не скоро пришлешь такой снимок!
— Почему не скоро?
— Много учиться надо. Ты даже грабить не умеешь как следует. Вообще не умеешь грабить!
— Грабить? Кого грабить? Артисты расхохотались.
— Не народ, конечно. Манеж будешь грабить, граблями разравнивать опилки. Потом будешь учиться делать окрошку.
— Суп варить?
Все расхохотались ещё громче.
Читать дальше