— Скоро, Тимофей Иванович.
— Ладно, пускай. — Помолчав с минуту, он попросил сородича уступить место около окна. Пересел, подобрал под себя ноги, обутые в легкие ичиги. Подперев кулаками лицо, устремил глаза в одну точку и долго сидел так, занятый своими мыслями.
«Вероятно, — подумал я, — старик сейчас опять запоет».
И даже представил себе, о чем будет его новая песня. Наверно, об утренней тайге, разбуженной зарей и птицами, о родной реке, бегущей рядом с поездом, о сопках, осененных свежим росистым лесом, и, возможно, опять о русском учителе Николае Павловиче…
И точно, Тимофей Иванович запел, но, к сожалению, слова новой песни были мне не понятны, а спросить Терентия Ивановича или его сына, о чем теперь пел их сородич, я просто не успел.
Промелькнул высокий домик с башенкой — полустанок. Заскрипели тормоза, сдерживая вагоны на крутом спуске. Тумнин ненадолго ушел в заросли, потом снова с шумом вырвался оттуда и забурлил на перекатах. Утренние тени отодвинулись к сопкам и стали взбираться на лесистые склоны.
Оставив справа от себя реку, поезд въехал в довольно широкую долину, на дне которой теснились бревенчатые дома.
Это была Уська-Орочская.
Василий Акунка прямо со станции ведет меня речным берегом к дому учителя Сидорова.
Утро выдалось тихое, ясное. Тайга на горных склонах, омытая ночной росой, дышала свежестью. Каждая крона дерева, каждый куст были пронизаны солнечным светом. И через все это зеленое царство Тумнин неутомимо нес свои бурные воды к морю, огибая крутые, чаще всего скалистые выступы сопок, которые сходились вдали так близко, что река, казалось, с трудом пробивается через гулкое ущелье.
Несколько минут мы идем молча, не зная, с чего начать разговор, хотя мне хочется о многом расспросить Акунку.
— Вы, наверно, тоже ученик Николая Павловича?
— Конечно, — оживляется Василий, — мы здесь все его ученики…
Акунка перед войной окончил «лесную школу» в Уське-Орочской.
«Вероятно, — думал я, — школу называют здесь „лесной“ потому, что стоит она на берегу Тумнина. А возможно, еще и потому, что первыми учениками были дети орочей — таежных следопытов».
Я прошу Акунку рассказать о детских годах, когда он вместе с другими ребятами впервые сел за парту.
— Николай Павлович лучше расскажет, — говорит юноша. Но, подумав, соглашается.
…Было это в один из морозных дней февраля, в самый разгар охоты. В это время в поселке остаются только женщины, глубокие старики и малые дети. Все остальные живут в тайге. Стреляют белок, идут по следам соболей и лисиц, выкуривают из берлог медведей, — словом, для таежников наступает самая горячая пора.
Василию шел тогда одиннадцатый год. Он уже отлично правил собачьей упряжкой, метко стрелял из ружья, знал повадки зверей, и Терентий Иванович считал сына своим помощником.
В то памятное утро отец послал его проверить капканы, которые с ночи поставил в распадке по следу лисицы. Не успел мальчик отойти от зимовья, как услышал: бежит упряжка. Сперва подумал, что это Колька Бисянка едет. Колька давно обещал приехать к Васе, чтобы вместе обложить медвежью берлогу на старом тополе. Но когда упряжка миновала кедровик, Вася увидал, что ею правит новый учитель, а на нартах, тесно прижавшись друг к другу, сидят Петя Тиктамунка, Олег Мулинка и Саша Намунка. Лица у ребят унылые, а у Олега почему-то слезы на глазах.
Вася сразу догадался, зачем сюда приехал русский учитель, повернул свои широкие, подклеенные мехом лыжи и пустился в заросли. Николай Павлович заметил его и закричал:
— Мальчик, остановись!
Но где там!
Вася бежал так быстро, что следом за ним летели снежные вихри. Он даже забыл про свои капканы. Пробежав с километр, остановился, прислушался. Тихо. Значит, никто не гнался за ним. Подумал, не махнуть ли к Кольке Бисянке — предупредить, что новый учитель объезжает охотничьи зимовья, собирает орочских ребят в школу.
Но как поближе добраться к Бисянкам — не знал. Может быть, через дубовую падь? Но там, рассказывал отец, бродит большое стадо диких кабанов. Еще набредешь на секача! А если даже кабаны откочевали, до самой ночи не доберешься к Бисянке.
Что же такое придумать?
Вдруг в мерзлых кустах возник странный шум. Вася вздрогнул, насторожился. Пройдя немного вперед, увидел огромного лося. Лось чистил рога о ствол толстого кедра. Дерево качалось, и на снег падали тяжелые шишки, набитые орехами.
Чтобы не испугать сохатого, мальчик решил уйти. Но куда? Уйдешь подальше в глубь тайги, погибнешь без огня и пищи. Если бы захватил с собой спички, мог бы заночевать у костра и переждать, пока учитель уедет из зимовья.
Читать дальше