Юлия Кузнецова - Первая работа. Испания

— У моря? — переспросил Хорхе. — Когда ты накопишь столько денег, чтобы жить у моря, то позвони мне. Или напиши.

— Я тебе и так могу написать, — улыбнулась я, — просто. Как приеду. Хочешь?

— Ещё как хочу! — воскликнул он. — Очень хочу! Я ведь так и жду писем от Марии.

— Только я не та Мария, — напомнила я, — я просто Мария.

— «Simplemente María» [59] «Просто Мария» — название мексиканского телесериала 1989 года. , — повторил он и впервые за вечер рассмеялся.

Хотя и по-прежнему своим этим глупым тоненьким смехом.

За окном совсем стемнело. Я представила себе, как Марина отчаянно танцует в каком-нибудь клубе, а Бенисьо едет обратно в Мадрид, и мимо него проносятся пальмы и горы Барселоны…

— Мне пора на работу, — поднялся с матраса Хорхе.

— А кем ты работаешь? — спросила я.

— Барменом. Слышишь, как я медленно говорю? Это не только потому, что я долго подбираю слова. Я ещё плохо слышу, — признался он. — У нас так музыка громко играет, что у меня со слухом проблемы.

— Ты отлично говоришь, — успокоила я его. — Мне было бы сложно тебя понять, если бы ты говорил быстро.

На самом деле я огорчилась немного. Получается, я могу общаться только с теми, кто медленно говорит, или с учителями, да и то не со всеми. Я неплохо понимала Бенисьо, но всё-таки это не смахивало на настоящий разговор: говорил больше он, а не я. И, общаясь с ним, я о многом догадывалась больше по взглядам и жестам, чем по значению слов. «Выходит, начать встречаться с испанцем — это вовсе не идеальный способ выучить язык», — с грустной усмешкой подумала я. И, отгоняя чувство вины перед Бенисьо, спросила:

— Скажи, Хорхе… Почему твоя мама всё время говорит о туристах и вазочках? Её я вообще практически понять не могу.

— А, мама любит историческое наследие, — улыбнулся Хорхе. — Она тебе цитировала кусок Конституции Испании?

— Наверное, — пожала я плечами.

— Там говорилось об охране памятников культуры и искусства. Их нельзя вывозить за рубеж. Мама любит повторять, что эту Конституцию подписал сам король! Многие её друзья считают: раз в Конституции сказано «охранять», надо получше следить за туристами. Но у мамы свой план. Она решила на своём примере показать, что если людям предоставить полную свободу выбора (вон сколько вазочек, бери не хочу!), то они не станут использовать свободу во зло. То есть попросту не возьмут чужого. И тогда ни за кем не нужно будет следить.

— Памятники искусства — это вазочки, что ли? — сообразила я.

— Да. Вот у тебя есть свобода в нашей квартире. Делай что хочешь. Нужны тебе вазочки?

— Нет, — твёрдо сказала я, с содроганием вспомнив о вазочке с ракушкой.

— Вот видишь. Мама права.

— Ага, свобода, — проворчала я. — Меня-то она так отругала!

— Это она пауков испугалась, — объяснил Хорхе и подмигнул мне, — которых ты очень любишь. Ну, ну, не обижайся! Если хочешь знать, завтра ты поживёшь в Испании одна. Мы с мамой уезжаем до понедельника. Едем на поиски новых вазочек. Мама надеется, что я увлекусь искусством. Хотя я им никогда не интересовался. С тех пор как бросил школу. Кстати, зря она позволила мне это сделать.

Я молчала. Думала о свободе воспитания. Кажется, в России родители не предоставляют детям такую свободу, как в Испании. Тут считают: хочешь — бросай школу, хочешь — барменом работай до тридцати лет. А в России родители за детьми присматривают до конца школы, «запихивают» в вузы, даже иногда помогают учиться первокурсникам, пишут за них рефераты и доклады. А дети всё равно недовольны. Хоть так, хоть эдак.

«Получается, что дети всегда найдут, чем быть недовольными», — решила я. Н-да, теперь уже явно не удастся отвязаться от этой мысли, когда я буду возмущаться чем-то, что сделали не так мои родители…

— Спасибо тебе! — торжественно сказал Хорхе, прервав мои размышления.

Он протянул руку, словно хотел положить её мне на плечо, но потом передумал.

— Ты изменила моё мнение о девушках по имени Мария. Наверное, теперь я закрашу эту стену.

— Закрась, — зевнула я.

— Как я могу тебя отблагодарить? — спросил Хорхе. — Хочешь, сделаю очень вкусный коктейль?

— Нет, спасибо. Не нужно мне благодарности. Хотя… Знаешь, что? Покажи мне, в конце концов, где включается свет в вашей ванной!

Утром я проснулась, охваченная неведомой радостью, как будто пропитанная солнечной пылью. Не знаю, откуда я взяла выражение «солнечная пыль» — то ли из песни Макса Барских, которую крутили на «Нашем радио», то ли из книги Джеймса Барри «Питер Пэн». Скорее всего, из книги. Эта самая пыль щекотала, щипалась, смешила и как будто приглашала взлететь.