Юлия Кузнецова - Первая работа. Испания

Наконец Исабель закончила, поднялась, подошла к белой доске, взяла фломастер и написала: «Viva la vida!» Это понятно. «Да здравствует жизнь!» Согласна. Только о чём шла речь до этого?!

Исабель подошла к двери, приоткрыла её и кого-то пригласила внутрь. Вошли двое — парень-азиат, невероятный красавец, похожий на актёра из «Бегущего в лабиринте», и девушка с очень светлыми волосами, заплетёнными в косу. Они поздоровались с нами. За нас ответил только Кико. Я вроде произнесла что-то, но оказалось, шёпотом. После ошеломительной речи учительницы даже слово hola произнести было страшно.

Парень с девушкой прошли в центр аудитории, встали друг напротив друга. Исабель, скрестив руки, прислонилась к двери.

Девушка оглядела столы, словно что-то искала. Потом шагнула ко мне и жестом попросила дать ей тетрадку. Ошарашенная, я кивнула. Девушка прошептала «gracias» и вернулась к парню.

— Что это за книга, дорогой? — спросила она по-испански, протягивая мою тетрадку.

— Просто книга, а что?

— Это не просто книга, — покачала головой девушка и перебросила косу через другое плечо, — это книга твоей возлюбленной.

— Ты моя возлюбленная, — тихо ответил парень.

— Нет, нет и нет! — закричала вдруг девушка. — Ты меня не любишь! Давно уже! Я чувствую это! Вот книга! Это её книга, я знаю, знаю!

Честно говоря, я совсем уже ничего не понимала. Почему эти двое ругаются на чужом уроке? Почему моя тетрадка стала книгой чужой возлюбленной? И главное, почему Исабель ни капельки не возмущена разбушевавшейся ссорой, а наоборот, стоит и улыбается, как будто то, что происходит, — это нормально?

Или это и правда нормально?!

А парень с девушкой уже мирились. Они просили друг у друга прощения, клялись в любви. И в конце концов девушка смахнула слёзы (настоящие! реальные!) и, повернувшись к нам, слегка поклонилась. А потом осторожно вернула мне тетрадку. Парень тоже поклонился.

Кико зааплодировал. Я словно очнулась ото сна. Это было представление? Спектакль? Для нас всех?

Исабель высунула кончик языка, словно поддразнивая нас, а потом произнесла, напирая на свистящий звук [θ]:

— Celo .

«Я знаю это слово, я его видела, слышала, читала где-то, но где?» — запаниковала я. И вдруг сообразила. Ну конечно, «ревность»! Они же только что показали сценку про ревность.

А Исабель снова затараторила.

«Почему бы ей не говорить чуть медленнее?» — чуть не заплакала я с досады. Она тем временем что-то объяснила про сценку, потом добавила слово «задание» и наконец отпустила парня с девушкой. Потом прошлась мимо наших столов и задула свечки. Вот уж фокусник так фокусник! Свечки, оказывается, не только умеют мерцать, как настоящие, но и задуваются.

Впрочем, я уже не понимала, чему удивляться. Всё было как-то… Как в стране чудес. Или чьём-то выдуманном мире. Даже казалось, что тут и время по-другому течёт, и воздух особый…

Исабель тем временем извлекла из сумки флешку, достала из учительского стола ноутбук, присоединила его к проектору, висевшему на подставке за нашими спинами, и размотала белый экран. Послышалась музыка, на экране возникло название фильма «El mar adentro».

«Море внутри!» — обожгло меня. Фильм с моим любимым Хавьером Бардемом! Я влюбилась в него ещё больше, когда узнала, что он женился на Пенелопе Крус. Но я никогда не смотрела фильмы с ними на испанском, хоть родители и поддразнивали меня за это. Я так любила этих актёров! И боялась упустить даже капельку смысла того, что они говорили. А Беатрис ставила нам только учебные фильмы — сериал «Экстра» и другие, похожие на него. Так что меня снова ждало что-то необычное.

Послышался голос за кадром. «Успокойтесь… Вы погружаетесь в тишину и покой». Начало фильма я помнила почти наизусть. На экране возник морской берег. А потом загрохотал гром. Бардема ещё не показывали, слышался только его голос — он кокетничал с докторшей. А она смеялась, ставила ему Вагнера и что-то отвечала, но что?!

За окном у Бардема громыхало, мелькнула молния, зашумел дождь. Всё как у меня внутри. Гром, молния. Радость и отчаяние. Мне безумно нравилось всё: фильм, полумрак, сценка, сама Исабель. Но как горестно было не понимать такую быструю и красивую испанскую речь!

Справа двинулся стул. Кико пересел ко мне.

— Ты поняла, что она хочет? — спросил он шёпотом по-английски.

Я пожала плечами, делая вид, что внимательно слушаю Хавьера Бардема, скованного параличом и замершего в своей кровати.

— Мы должны на следующем занятии разделиться на пары, — продолжал шептать Кико. — И устроить такой же… театр. Она даст каждому по заданию. А мы придумаем диалоги. Как в жизни!