Юлия Кузнецова - Первая работа. Испания

— Bonito, — пробормотала я.

Красиво, мол. Не знаю, можно ли сказать так про вазы, но сеньора заулыбалась. При свете лампочки она перестала мне казаться то ли древней рыбой, то ли морской ведьмой. Просто пожилая дама, вот и всё! Такая полная, что даже говорит с одышкой.

Сеньора шагнула в сторону и оперлась на тумбочку под светильником. Вазочки тихо звякнули. Она что-то спросила у нас, и я обречённо шагнула в сторону, пропуская Марину. Она у нас переводчик. Марина ухмыльнулась, что-то ответила сеньоре, а потом перевела мне вполголоса:

— Она спрашивает, хотим ли мы есть. Если что, гаспачо в холодильнике на кухне, хлеб в шкафу, чай тоже есть. И она сказала, что разрешает нам делать всё, что хочется. И совершенно не собирается нас контролировать. Короче, мне эта бабка нравится. Хоть и собирает идиотские вазочки.

Я вспыхнула. Сеньора по-прежнему улыбалась, и стало неловко вдвойне.

— Передай ей, пожалуйста, благодарность за то, что она потратила время и приготовила нам гаспачо, — попросила я.

— Ты крейзи? — удивилась Марина. — Она его купила! Думаешь, ей охота готовить для каких-то русских кляч? Или ты думаешь, раз ты похвалила её посудный склад, она тебя заобожала и понеслась готовить тебе вкусняшки?

Разговор стал просто невыносимым. Ну как можно обсуждать людей в их присутствии? Тем более молодой человек за спиной сеньоры смотрел так внимательно, что, казалось, понимал всё без слов!

— Este es mi hijo, — спохватилась сеньора, шагнув в сторону, — se llama Jorge.

Марина не стала переводить, но я и так поняла, что этот парень — сын сеньоры, Хорхе. Кожа у сына была смуглее материнской, но глаза были ещё более круглыми, рыбьими, а цвет имели странный, светло-зелёный, и оттого казалось, что он глядит на нас с неприязнью, хоть при этом и улыбается…

Хорхе отстранил сеньору, шагнул вперёд, взял наши чемоданы и покатил их по коридору. Сеньора продолжала что-то рассказывать Марине, и та милостиво кивала в ответ. Опять включила благородную даму, принимающую дворника.

Первая комната оказалась моей. Хорхе толкнул туда чемодан, а потом обернулся на меня и сказал по слогам, указывая на следующую дверь:

— Este es mi cuarto.

Он говорил так медленно, словно я была ребёнком или плохо слышала.

Почему мне важно знать, что соседняя комната — его? Чтобы я не лезла, куда не следует?

В третью комнату он закатил Маринин чемодан, на что она неожиданно, не стесняясь сеньоры, послала ему воздушный поцелуй. Хорхе усмехнулся в ответ. Ухмылка у него была неприятная. Он становился похож на водяного из старого фильма-сказки. Вынырнул из воды с лицом, облепленным тиной, и глядит-ухмыляется.

— Всё, Манюша, перерыв! — зевнув, объявила Марина. — Туалет найдёшь, не маленькая.

Сеньора закивала, забормотала про aseos , но тема туалетов Марину не интересовала. Не дослушав, она направилась в свою комнату и закрыла дверь прямо перед носом Хорхе. Я неловко улыбнулась сеньоре и её сыну, пробормотала очередное gracias (что бы я делала без этого слова?!) и тоже заторопилась к себе. Хлопать дверью перед хозяевами я постеснялась, но, как только они ушли на кухню, мигом заперлась.

Наконец-то одна! Я перевела дух и огляделась.

Комнатка маленькая, но вся наполнена теплом и светом, который проникал даже сквозь резные деревянные ставни. Направо — невысокая кровать, покрытая ярким лоскутным одеялом. На спинке висит аккуратным прямоугольником тёмно-синее полотенце.

У стены — стол цвета спелого каштана, высотой с парту, с одним узким ящичком, из которого торчал чёрный ключ.

Больше всего места в комнате занимал комод у окна. Над гигантской тумбой с пятью ящиками нависало большое зеркало, в котором я отражалась от макушки до пояса. Поверхность зеркала была неровной, сизоватой, и отражение выходило мрачное, суровое, с тёмными кругами под глазами и презрительно сжатыми губами. Я попыталась улыбнуться, но вышло похоже на персонажа Джонни Деппа в триллере «Легенда о Сонной Лощине».

Ничего, зато это моя комната, mi cuarto . Моё пространство, мой остров. Буду на нём спасаться от всех.

«Принять бы душ», — подумала я, но вместо этого уселась на лоскутное одеяло. Погладила вышитые на нём выпуклые розовые хризантемы и зелёные ромашки с голубыми сердцевинками. Отбросила в сторону полотенце, стащила кроссовки, легла на бок и прикрыла глаза.

Сразу, как подводная лодка, в животе всплыл голод. Он ткнул меня куда-то в горло, но сон оказался сильнее. Я почувствовала, как огромный комод отплывает, покачиваясь на солнечных волнах, а меня затягивают к себе зелёно-голубые ромашки…