Виктория Ледерман - Уроков не будет!

— Нет, не надо, — сказал я. — Зачем ко мне приходить? Я же не в детском саду.

Папа отвез меня домой. Я вышел из машины и равнодушно попрощался с ним. Не потому, что обиделся на него. Просто мне стало все равно. И когда вечером пришла мама и сказала, что дедушка снова уехал в санаторий, я даже не огорчился. Ну и что, что не осталось ни одного человека, которого можно было бы позвать в школу? Ничего страшного. Ко мне никогда никто не приходит. Я привык.

В среду появился сияющий Голубев и громко объявил, что его родители обещали прийти на викторину. Надежда Митрофановна так обрадовалась, что тут же побежала подавать заявку, прямо на уроке. А мы остались под наблюдением старосты Ники Поляковой. Но кто же слушает старосту? Особенно девчонку? Особенно когда нет учителя?

— Родин! Давай лезь на парту! — сказал Голубев и ухмыльнулся.

— Не полезу, — отказался Родин.

— Как это не полезешь? Ты проиграл.

— Еще не проиграл. Был уговор: если твой папа придет на викторину, а не просто согласится.

— Да какая разница? Если он согласился — считай, уже пришел. Меня папа никогда не обманывает. Ты проиграл, лузер. Лезь и кричи об этом.

— Вот когда придет, тогда и буду кричать. Подождем до воскресенья.

— Так нечестно! — заорал Голубев и полез на Родина с кулаками. Подраться им не дали, мальчишки навалились кучей и растащили их в разные стороны. И согласились с Родиным, что спорили именно на то, придет папа или нет. Конечно, никто не сомневался, что придет, раз обещал. Тем более Надежда Митрофановна внесла их семью в списки игроков. Все понимали, что Родин уже проиграл. Просто Голубева никто не любил. Он был слишком вредный.

В воскресенье утром мама несколько раз щупала мне лоб. Она и в субботу вечером щупала. Ей почему-то казалось, что я заболел.

— Ты какой-то странный, — говорила она. — Ты себя хорошо чувствуешь?

— Нормально, — отвечал я.

Я чувствовал себя не больным, а очень-очень усталым. Так бывает, когда летом очень долго плывешь по реке против течения. А потом выходишь на берег, а ноги дрожат и не слушаются. И руки не поднимаются, словно на них гири висят. Хочется упасть и не шевелиться. Но это после реки… А сейчас почему я так устал? От чего?

— Ты на свою викторину-то пойдешь? — спросила мама, собираясь на работу.

— Пойду, — равнодушно сказал я. — Велели всем прийти.

Мама озабоченно посмотрела на меня и ушла. Я снова лег в постель и пролежал до половины двенадцатого. А потом с трудом встал и пошел в школу. Смотреть, как играют большие дружные семьи.

В актовом зале царил непонятный переполох. Наш класс встревоженно гудел. Надежда Митрофановна с всклокоченной прической и большими глазами бегала взад-вперед.

— Что случилось? — спросил я.

— Мы не будем играть! — закричала Инна Баженова. — Наш класс вычеркивают!

Она чуть не плакала.

— Почему не будем? — удивился я.

— Все из-за него! — зло сказал Руслан Тагиев и кивнул в сторону.

Я обернулся и увидел Голубева. Его было не узнать. Он не ухмылялся как обычно, не жевал жвачку, не смотрел на всех с презрением. Он сидел на полу, забившись в самый дальний угол за последним рядом. Бледный, растерянный, с дрожащими губами.

— Его семья не пришла! — воскликнула Маша Кийко. — И теперь мы все пойдем по домам! Из-за этого дурака набитого!

— Как не пришла? — поразился я.

— Вот так и не пришла. Они на шашлыки уехали. Сегодня же последний теплый выходной.

— А он как же? Без него уехали?

— За ним потом водитель приедет.

Я не мог поверить. Как это? Пообещали и не пришли? Как они могли? Все на них надеялись! А теперь весь класс снимут с соревнований. Сам Голубев ни при чем, а получается, что он всех подвел? У меня даже мороз по коже пробежал. Если бы моя семья так сделала, я бы, наверно, умер на месте. Как хорошо, что они сразу отказались!

— Эй, Голубев! — крикнул Олег Малышев. — Вылезай! Ты проспорил! Сейчас кричать будешь.

Голубев еще ниже опустил голову в своем углу и не тронулся с места.

— Голубев! Ты лузер! — подхватил Сальников. — Колян, иди сюда, Голубев тебе что-то сказать хочет.

— А пусть он кричит: «Я лузер, спасибо папе!» — предложил Тагиев.

— Давайте его сюда притащим, — азартно выкрикнул Малышев. — Прямо за шиворот!

Родин подошел, посмотрел на Голубева и сказал:

— Не надо, оставьте его в покое. Он и сам знает, кто он.

Мимо нас снова пронеслась расстроенная Надежда Митрофановна и исчезла за дверями зала.

— А у меня сейчас родители придут, — мрачно проговорила Баженова.