Инна Манахова - Двенадцать зрителей [сборник]

Первой выступала Даниэла, которая должна была изображать воду. Она уселась на сцену в позе лотоса, склонилась до самого пола и вытянула руки. Зазвучала гипнотическая шаманская музыка, и по ее рукам пробежала дрожь. Постепенно руки ее начали плавно колебаться, будто волны тихого ручейка, но тело оставалось неподвижным, а черные волосы полностью закрывали низко опущенное лицо. Медленно, словно во сне, она подняла голову, неторопливо повела плечами и откинулась назад, красиво тряхнув волосами, будто бы ручей перебежал через преграду, потом вновь начала неспешно склоняться вперед и снова откинулась. Тело ее казалось мягким, текучим, одно движение незаметно переливалось в другое. Ритм нарастал, и она из ручья превратилась в бурную реку, а затем – в водопад. Я и не поняла, как она оказалась на ногах и с веселым отчаянием закружилась, заметалась, расплескивая в разные стороны волосы, а затем побежала к самому краю сцены, одновременно с мелодией замедляя темп, опустилась на пол и красиво уронила руки. Река впала в море и растворилась в нем, мелодия замерла, и в наступившей тишине Павел отчетливо произнес: «Браво!» Тим засвистел, Ник улыбнулся, а Шурик бросил тревожный взгляд на влезающую на сцену маленькую, худенькую Настю.

Настя сделала несколько мелких шажков навстречу публике и сразу показалась мне беспомощным неловким птенцом. Зазвучал фортепианный ноктюрн «Грезы любви» Ференца Листа, известный любому ученику музыкальной школы, и Настя невесомо качнулась, как пушинка на ветру, и трогательно-робко закружилась с широко распахнутыми глазами. И столько тоски и неприкаянности сквозило в каждом ее шаге, в каждом трепетном движении рук, что я сразу поняла, какую историю она нам покажет, – это, несомненно, гадкий утенок, который под конец выступления обязан превратиться в прекрасного лебедя.

Глядя на нее, я почувствовала, как мое сердце сжимается, а на глаза невольно набегают слезы. Мне вдруг до ужаса стало жалко себя – бестолковую девочку, которая вздумала тягаться с такими потрясающе талантливыми танцовщицами, как Даня – королева паркета и Настя – практически готовая балерина. Эти девочки показывают на сцене эмоции, переживания, они разыгрывают маленькие спектакли, а я что покажу? Хип-хоп из гаража? Наш уровень несопоставим, это и дураку понятно, не говоря уже о профессиональном хореографе Паше, и зря я сюда притащилась, поддавшись на уговоры Ника. Я даже свой простецкий танец не смогла бы придумать без подсказки Дани, чего уж там. Но вся беда в том, что моя душа была раздвоена, и пока одна половинка ругалась, жаловалась и страдала, другая упорно твердила: «Никуда я отсюда не уйду, пока не станцую, и плевать мне, как это будет выглядеть после Дани и Насти. У нас все-таки не Большой театр, а обычная дворовая команда, каких миллионы, и еще неизвестно, что лучше – ваш Марлезонский балет или мой цирк с конями!»

Выйдя на сцену, я внутренне собралась и твердо повторила про себя: «Выше голову!» А потом зазвучала музыка, и я плотно закрыла глаза, чтобы не видеть Пашу, Ника и остальных и не думать ни о чем, кроме собственного танца. Это и сыграло со мной злую шутку: я немного не рассчитала пространство и на второй минуте выступления свалилась со сцены.

Не хочется подробно останавливаться на том, что было дальше. Мысленно я сразу же опустила занавес после того, как окончилось мое позорное выступление. С тех пор ни с кем из «Первого шага» я больше не общалась, кроме Шурика, который все-таки продолжал оставаться моим братом и жить со мной в одной квартире. Увидев кого-нибудь из них в коридорах школы, особенно Ника, я моментально съеживалась и старалась скрыться. Ник звонил мне постоянно, но я прятала телефон в шкафу, чтобы случайно не ответить на звонок, а потом ревела в голос от отчаяния, глядя на пропущенный номер – его номер!

Некоторое время спустя у Шурика в записи я посмотрела выступление «Первого шага» в окончательном составе: они приняли незнакомую девочку – тоненькую блондинку лет шестнадцати. Одетые в одинаковые черные футболки и приспущенные зеленые штаны, все шестеро казались горошинами из одного стручка, только кеды у них были разноцветными. Паша поставил им отличный танец – милитари с элементами балета и акробатическими трюками. Поначалу они изображали военную муштру, потом в композиции проступало что-то нежное и беззащитное, и они показывали раскрывающиеся цветы, чьи лепестки безжалостно сминались под натиском военного марша, а в конце все участники сгруппировывались в форму ладони, которая на последних нотах эффектно сжималась в кулак.