Инна Манахова - Двенадцать зрителей [сборник]

– Ну что? Как? – налетели с вопросами Тим, Настя и Шурик.

– Не знаю, – растерянно пробормотала я. – По-моему, не очень.

– Не переживай! – бодро хлопнул меня по плечу Тим.

– Корсет не жмет? – заботливо поинтересовалась Настя.

А Шурик молча обнял меня и погладил по голове.

Вечером вывесили списки тех, кто прошел в следующий тур. Тимофей и Шурик отыскали в нем свои фамилии и с довольными улыбками пожали друг другу руки. Настя хоть и знала результат, но на всякий случай тоже нашла свою фамилию. Моей фамилии в списке не оказалось. И сразу почему-то подумалось, что ни в какое кафе я сегодня вечером не пойду.

– Завтра – второй этап, – возбужденно говорила Настя. – Как вы думаете, что нас заставят делать?

– Будем все вместе плясать канкан! – хмыкнул Тим.

– А потом откланяемся и сделаем обратное сальто! – подхватил Шурик.

Все, кроме меня, громко расхохотались, как будто услышали что-то действительно остроумное. Они эгоистично смаковали свою радость, и никто не замечал, вернее, не хотел замечать, как мне плохо. А я потихоньку отошла от них и в одиночестве поплелась домой.

Оказавшись в спальне, я с головой залезла под одеяло и задумалась: что-то странное, необъяснимое происходило сейчас со мной, как будто моя душа разделилась пополам и теперь разрывала меня изнутри. Одна из половинок горько переживала очередную неудачу в танцах и обвиняла в моих несчастьях весь мир: непонятного Никиту, красивую Даниэлу, моих более талантливых и везучих друзей, высокомерных педагогов и чересчур придирчивых хореографов, и даже маму с папой, которые родили меня коренастой, короткошеей, широкоплечей и склонной к полноте. Другая половинка никого не винила и не злилась, а трепетала от непонятного волнения и неудержимо тянула меня в то самое кафе напротив нашей школы. Не будь ее, этой другой половины, я бы сейчас не корчилась в постели, а наверняка возненавидела бы весь мир и закатила истерику со слезами, чтобы выплакать свое горе, но какой-то новый, разумный и совершенно чужой внутренний голос отчетливо повторял, что проиграла я справедливо и по делу, и причина поражения – не в моей полноте, а в том, что я не смогла справиться со своими эмоциями, и даже теперь не могу. Вместо того чтобы идти на встречу с Ником, я совершенно по-детски прячусь под одеялом, как будто так можно скрыть, что я на самом деле чувствую.

А что я чувствую? Ответить на этот вопрос я не сумела, только сердце у меня в груди больно сжалось, а уже через минуту я лихорадочно металась по комнате среди разбросанных вещей: нужно было срочно переодеться и хоть немного накрасить ресницы, а потом галопом бежать в кафе, чтобы успеть туда к семи.

Когда в пятнадцать минут восьмого я ворвалась в зал, Ник преспокойно сидел за самым дальним столиком и сосредоточенно копался в смартфоне.

– А я уже начал подумывать, что ты не придешь! – обрадовано воскликнул он, поднимая на меня светлые прозрачные глаза. – Расстроилась из-за списков? – встревоженно спросил он, едва я подошла и села напротив.

– А ты бы не расстроился? – жалобно протянула я.

– Я – нет, – уверенно ответил Ник. – У меня этих кастингов было – завались! И на каждом втором мне отказывали. – И, перехватив мой недоверчивый взгляд, добавил: – Ну ладно, не на каждом втором, но все-таки отказывали. Поэтому брось переживать: ничего страшного не случилось! Ты нам всем в принципе понравилась, но Паша, наш хореограф, не видит тебя в команде. Он говорит, ты для нас слишком колоритная.

– Это значит – толстая и страшная? – еле сдерживая слезы, спросила я.

– Нет, колоритная – это значит колоритная. – Никита внимательно посмотрел мне в глаза и вздохнул: – Надеюсь, у тебя нет этого идиотского комплекса неполноценности?

– А что, если есть?

– Тогда нам будет тяжело общаться, потому что люди с комплексом неполноценности все время думают только о себе и о том, какое впечатление они производят. А я бы хотел, чтобы ты хоть немножко думала и обо мне тоже.

Я сидела как водой облитая, не поднимая глаз от стола, и старалась сглотнуть комок, внезапно подступивший к горлу.

– А еще у меня возникло впечатление, будто ты меня почему-то боишься, – продолжал Никита. – С утра этого не было, а на пробах появилось. У тебя и теперь лицо испуганное.

– Я обманула тебя по поводу своего веса! – неожиданно выпалила я. – На самом деле я вешу пятьдесят четыре килограмма.

– Думаешь, я не почувствовал, когда тебя поднимал? – усмехнулся Никита.