Надежда Васильева - Гагара [сборник]

Когда Званэк пригласил его на концерт знаменитого на весь мир иллюзиониста мистера Сенько, особых восторгов это у Митьки не вызвало. Что только не творил этот могучий турок! И даже тогда, когда мистер Сенько на глазах у всего зала снял со своих плеч бритую голову и поместил ее под мышку, продолжая при этом спокойно расхаживать по сцене, Митькина физиономия не вытянулась и челюсть не отвисла, как у всех остальных зрителей.

– Нэ интэрэсно? – спросил у Митьки Званэк после концерта.

Митька неопределенно пожал плечами.

– Ты так умэешь? – Цыганские глаза Званэка хитро прищурились.

– А что тут не уметь?

– Покажи!

– Закрой глаза, – тихо велел Митька. – А теперь представь меня без головы. Представил? Вот и вся иллюзия!

За спиной раздался чей-то низкий раскатистый хохот. Мистер Сенько! Как он оказался рядом? Он что, понимает по-русски?

– Да, понымаю. Ты на правыльном пути. Нэпрэмэнно будэшь вэликим! – и похлопал Митьку по плечу.

Но ни дед, ни Рита этого не видели!

А на другой день вечером они с отцом поехали смотреть танцы на углях. Званэк рассказывал, что такого мастерства люди достигают путем двадцатилетних тренировок. В центре ресторана под открытым небом на круглой земляной площадке горел огромный костер. Костер разгребали железными граблями. С наступлением сумерек угли костра мерцали каким-то загадочным светом.

Когда закончился ужин, из-за кулис вышли несколько мужчин и женщин в национальных болгарских одеждах. Сначала они под музыку ходили вокруг костра, делая какие-то движения руками. Потом по очереди, один за другим, стали пробегать по углям по самой кромке кострища. Затем с шести сторон собрались в самой середине костра и снова мелкими шажками разбежались по сторонам. А музыка звучала все сильнее и напряженнее, словно не в людях, а в ней таилась разгадка этого чуда. Вот они снова со брались в самом центре кострища, и мужчины, подняв на руки женщин, прошлись по кругу. Зал разразился аплодисментами. Зрители встали и уже аплодировали стоя.

Конферансье пригласил желающих на сцену: мол, сеанс может быть повторен с вашим участием. Из-за кулис выскочил клоун с докторской сумкой. Стал зазывать на арену девушек из-за ближних столов, жестами показывая, что мужчины пронесут их над углями на руках. Но те визжали и отмахивались. Тут на арену вышел подвыпивший мужик. Но, приблизившись к кострищу, покачал головой и под смешки зрительного зала вернулся за свой столик.

Митька хмыкнул и покосился на отца. Знал бы тот, что дед мог танцевать на углях не хуже этих болгар. И даже таким образом лечил Митьку от простуды. Развел костер на снегу, разгреб угли тонким пластом и показал Митьке, как это делается. Сначала нужно, быстро-быстро перебирая босыми ногами, потоптаться по остывающему кострищу, потом прыгнуть в снег – и так несколько раз. А когда ноги станут красными, как у гуся, натянуть на них грубые шерстяные носки и валенки. Потом попить чаю с медом. И к утру простуды как не бывало. Но рассказывать отцу это не стал. Еще опять прицепится к деду.

А на сцену из-за кулис выскочили полуголые напомаженные красотки на высоких каблуках и стали танцевать какой-то быстрый танец. Митька снова захандрил. Рита танцевала куда красивее. В ее движениях не было вульгарности. С тоской взглянул в ночное небо. Как тут все-таки звезды близко! Только попробуй разберись, где какое созвездие, когда все здесь не так, как дома.

В последний день перед отъездом, вечером, отец предложил Митьке пройтись по набережной. Бегемот тоже хотел за ними увязаться, да отец его отшил: мол, с сыном по душам поговорить надо. О чем и каким образом собирался говорить с ним отец на набережной, Митьке было непонятно. Скорее всего – придумал! На каждом шагу, стараясь перекричать друг друга, истерично гремели оркестры. От яростно мигающей светомузыки кружилась голова. Митька покосился на отца. Тому, похоже, это все нравилось. Зачем-то направился к палатке, на которой были нарисованы кривые зеркала. Нашел тоже, чем тешиться! Ну, пусть идет. Иногда Митьке казалось, что отец – его младший брат, хоть сдуру и вымахал ростом выше сына на две головы. А вот телескоп – это дело! Долго разглядывал кратеры Луны. Эх, направить бы этот телескоп на дедову деревню да посмотреть, как он там, что делает. Суббота. Наверное, топит баню…

Их банька стояла на самом берегу озера. Топилась по-черному. Обычно они с дедом ходили в баню в первый жар. После парилки окунались в озеро. И снова – на горячий полок. Так раз пять-шесть кряду, пока кожа не станет пятнистой, как у леопарда. Волосы после бани долго пахли костром и березовым веником. Пока, остывая, пили в предбаннике квас, дед рассказывал про порядки баенника: