Татьяна Корниенко - Херсонеситы

Еще утром, узнав о том, что Ориген привез в город кроме известия о победе две повозки раненых и убитых, она закричала так, что испугала мать, и, не ощущая ног, бросилась к храму Партенос, куда, по слухам, свезли погибших. Не зная всего, Зо была уверена, что Дионисий мог оказаться в их числе. Полуживая от страха, она протиснулась сквозь толпу воющих женщин и молчаливых мужчин. И когда среди мертвых лиц не нашла единственного, самого дорогого, тоже была готова взвыть. От радости. Эгоистичной, но простительной радости.

Теперь Зо готовилась к встрече со своим Дионисием. Живым! Достала самый лучший наряд – новый красный гиматий, украшенный по краю богатым орнаментом. И даже, по примеру матери, собралась втереть тонкую муку во все еще загорелые щеки, чтобы у Дионисия вспыхнули глаза при виде такой невозможной красоты. Но собственные ее глаза, вопреки стараниям, оставались красными и припухшими.

И все же, когда Дионисий увидел ее, он не смог вымолвить ни слова.

Зо, смущенная и от этого еще более красивая, подошла ближе, легонько шлепнула по руке:

– Эй, Дионисий, очнись! Это я, Зо!

– Вижу… – Он справился с хрипотой в голосе. – Вижу. Ты такая…

– Какая?

– Такая… Самая красивая во всем Херсонесе! Ты красивее даже той гетеры Ианты, которую пригласил на праздник Ориген.

Зо сморщила носик.

– Ой, Дионисий! Как можешь ты сравнивать меня с ней? Она же старая! – И засмеялась.

Внезапно смех оборвался. Красные глаза вновь наполнились слезами.

Дионисий испуганно схватил девочку за руки, нагнулся, пытаясь поймать ускользающий взгляд.

– Зо! Зо, почему ты плачешь? Кто мог обидеть тебя? Может, снова Кирос?

Она молча замотала головой.

– Не Кирос? Так кто же?

– Ох, Дионисий, я плачу, потому что очень испугалась за тебя. Ведь ты был там, за городской стеной, когда напали скифы? Расскажи поскорее, что произошло.

– Но разве до вашего дома не дошли слухи? Обычно они разлетаются очень быстро, подобно каркающим воронам.

– Эти птицы пытались влететь в наш дом, но Хаемон был все утро черный, как грозовая туча. Даже Киросу от него досталось. Поэтому все, кто знал хоть что-то, молчали.

Дионисий глянул на подругу. Стоило ли ей, девочке, описывать во всех подробностях то, что до сих пор стоит перед глазами кровавым туманом?

– Не спрашивай. Это было отвратительно и страшно! Кровь… Много. Ненавижу кровь! – Его передернуло.

Заметив, Зо воскликнула:

– Прости меня! Я не подумала, что воспоминания доставят тебе новые страдания. Когда-нибудь потом…

– Нет, не будем возвращаться к этому потом. Знай: мы потеряли людей, скифы бежали, Ориген предупрежден об опасности. Пока этого достаточно.

– О да! Вполне достаточно! Дионисий, мне так хочется, чтобы ты забыл все, что произошло утром. Чтобы смог снова улыбаться! Я люблю, когда ты улыбаешься. Посмотри, солнечная колесница уже движется вниз по склону. Пойдем к театру. Если нам повезет, мы сможем издали, с пригорка, посмотреть представление и даже услышать состязание поэтов!

Дионисий покачал головой:

– Ориген отменил состязания. Лишь Актеону позволено прочитать свою новую поэму, после чего будет представлена одна из великих трагедий Еврипида.

– Я присмотрела удобное место, оттуда будет хорошо видно и почти так же хорошо слышно.

– Но, Зо, нам вовсе не нужно наслаждаться представлением с пригорка. Сегодня в театр разрешено приходить женщинам. Дядя дал мне денег. Их хватит для нас с тобой и даже останется.

Неудержимая улыбка расцвела на губах. Зо изменила голос, подняла руки, развернулась, подставив ветру лицо. Волосы, ленты полетели, гиматий затрепетал огненными языками.

Она уронила руки, посмотрела в изумленные глаза Дионисия.

– О, как я хочу это видеть! Как хочу! Какая жалость, что в театре не представляют женщины. Мне кажется, я смогла бы играть и трагедийные, и комедийные роли не хуже актеров-мужчин. Только мне не хочется прятать лицо под маску. Маски ведь мертвые. А мое лицо, глаза – они стали бы говорить, смогли бы рассказать ничуть не хуже губ и языка.

– Дивно ты придумала. Необычно. И читала красиво. Если бы женщинам дозволили представлять в театре, я с радостью и восхищением следил бы за твоей игрой.