Юлия Кузнецова - Фонарик Лилька

– Вы серьезно? – спросила я.

Смеяться мне расхотелось. Я спросила ее: «Вы серьезно?», но на самом деле имела в виду: «Вы с ума сошли?»

Она поняла, что я имела в виду. Поджала губы.

– Знаете, – сказала она, – я не хочу потерять ребенка. Представляете, что она может сделать? Она может уйти из дома. Один раз она уже так поступила. Если бы вы знали, что испытывает мать, когда забивает в гугл: «Поисковый отряд „Лиза Алерт"»…

Она сидела с прямой спиной и смотрела на меня не отрываясь. А я глядела на нее. Если бы в этот момент за окном пролетали инопланетяне, то они, наверное, решили бы, что у нас идет обмен информацией «глаза-в-глаза». Но они бы ошиблись. Она говорила о своем. А я думала о том, что все-таки Лилька не врет. Что ее родители только кажутся нормальными, обычными. Ходят, улыбаются, макают, наверное, печенье «Юбилейное» в чай, а может, маслом его мажут. В гости ходят, поздравляют друг друга с Новым годом, за тройки пилят. Но на самом деле они хотят «контролировать каждый ее вздох». Больные совсем. Окончательно и бесповоротно. Мне вдруг стало понятно, что у Лильки с лицом было такое. Она прямо как маску надела и ходит в ней по дому. Защитную маску. Защиту от «наезжающих стен».

И это называется «мы с мужем работаем над тем, чтобы Лиля перестала нас обманывать»! Да-а…

Я смотрела на Стрекозу, которая со встревоженным лицом рассказывала, как искала Лильку по скверу, и думала: они хоть представляют себе, эти родители в теннисках и зеленых рубашках, что значит, когда ты не можешь сам ни-че-го – ни выбрать, что есть на обед, ни решить, на какие отметки ты будешь учиться, ни даже написать спокойно фразу где угодно, хоть «ВКонтакте», хоть в тетрадке, и быть уверенным, что никто не узнает об этом. Как живет бедная Лилька? Что у нее в голове?

Тут до меня дошло. Вот зачем судьба устроила мне этот зигзаг! Я же решила перестать все контролировать. А Лильке явно не повредит отсутствие проверок. Вот и прекрасно.

– Хорошо, я согласна, – перебила я Евгению, и брови у нее поползли вверх, точь-в-точь как в тот раз, когда она меня увидела впервые. Видно, ей этот вопрос уже казался решенным.

– Что касается оплаты…

– Нет, не надо, – твердо сказала я, – я зарабатываю.

– Это понятно. Но мы с мужем хотим оплатить вам эти дни, – сказала она не менее твердо. – Вы должны понимать, что это важно для нас… психологически. Если человек получает деньги, это гарантия того, что он все сделает правильно.

– Это смешно, – честно сказала я, – это правда смешно и дико.

Повисла пауза. Потом она улыбнулась, сначала неловко, потом – уверенно.

– Я поняла вас. Извините.

Сердце у меня сжалось. В ней на секунду мелькнуло то, что мне в ней всегда нравилось. Прямота, что ли, искренность. Мелькнуло, и снова все закамуфлировалось зелено-стрекозиным.

– Я еще вас хочу предупредить, – сказала она, понизив голос, – храните деньги в таком месте, о котором Лиля не знала бы.

– В смысле?! – поразилась я.

– У меня недавно пропало пятьсот рублей, – поджав губы, сказала Евгения. – В конверте было несколько тысяч; лежал он на столе.

– Лиля взять не могла.

– Я тоже так думала. Я спросила у нее. Она… убежала.

– Ну конечно! Она же обиделась!

Меня будто разрывало изнутри. Неужели она не понимает, что обидела Лильку своим вопросом?! Вот почему она ушла тогда из дома… Теперь мне все окончательно стало ясно.

– Ну ладно, – чуть неловко сказала Евгения, которой явно хотелось перевести тему разговора. – Может, вы расскажете о себе? Что вы умеете готовить кроме кофе?

– Творог! – не сдержалась я. – Домашний! Из молока из «Пятерочки»! Варю! Пахнет! Объедение!

Евгения дернула головой, обернулась. За ее спиной хихикала Лилька, которая неслышно подкралась и стояла, прижав к груди тетрадку, одна половинка которой была аккуратно исчеркана красными линиями.

Веселились мы, правда, недолго. Потом Евгения сказала:

– Лиля сказала, вы готовитесь к поступлению. Куда?

Тут Лилька снова надела защитную маску, и вовремя: я готова была ее прибить. К счастью, вернулся Лилин папа, они все заволновались, забегали, снова став похожими на вполне нормальную семью, и я откланялась.

Вернулась к себе. В прихожей баба Клава наводила марафет – пшикалась духами с замогильным запахом.

– Добрый дедь! – сказала я, стараясь не дышать.