Юлия Кузнецова - Фонарик Лилька

– На что?! – опешила я.

Кто ее знает, может, она сумасшедшая? Узнала в кафе мой адрес, притащилась. Но при чем тут Лилька?

– Я мама Лили, – недоуменно сказала «писательница», – меня зовут Евгения. Лиля разве не предупредила, что я зайду?

Я покосилась на телефон.

– Я ей сто раз говорила, что надо не эсэмэски слать, а звонить, – нахмурилась Евгения. – Извините, можно я войду?

Я кивнула, посторонилась. Решила ее пропустить вперед, чтобы проводить в свою комнату, но она тоже сделала шаг, и мы неловко столкнулись. Я снова шагнула, но и она опять двинулась, и мы опять столкнулись, и она тогда уже засмеялась и отступила. Я улыбнулась, а сама с досадой подумала: «Ну чего она лезет?! Знает, что ли, куда идти?» Я направилась к своей комнате, но успела заметить, что она протянула руку к бабы-Клавиному подзеркальнику и провела по нему пальцем.

– Вот, заходите!

Она вошла, нацепила очки и первым делом на палец посмотрела. Потом перевела взгляд на мемы на стенах. Прочитала парочку, брови приподняла. Оглянулась, вроде как место ищет, чтобы сесть. Стул у окна был, где я его и оставила, когда на дождь вчера смотрела. Но она не задержалась на нем. Может, потому, что на нем мои носки висели. Чистые носки, между прочим. Ну да, с разводами темноватыми, но это потому, что руками стираю. Кто мне тут машинку даст? В ней только творожные тряпки достойны стираться, по твердому бабы-Клавиному убеждению.

Меня начал раздражать ее скользящий изучающий взгляд. На ней была зеленая рубашка и зеленые джинсы, разных оттенков, хорошо сочетающиеся, но в компании с огромными очками они делали ее похожей на стрекозу. И руки на груди сложены, как лапки.

Я пошевелилась, и она наконец посмотрела на меня и снова улыбнулась, на этот раз – заискивающе.

– Извините. Изучаю обстановку, – призналась она. – Лиля просто очень просится на эти выходные к вам. Но мне кажется… – Она посмотрела на мемы на стенах, на носки, на кружку от чая у компа, в которую был вставлен стаканчик от йогурта, пошевелила пальцем, которым пыль протерла на подзеркальнике, и закончила: – Но мне кажется, у вас негде спать. Второму человеку.

– Вы – Лилина мама? – дошло до меня наконец. – Хотите мне свою дочку отдать?

Она фыркнула.

– Да, простите, мне следовало этого ожидать.

– Чего?

– Что Лиля, как всегда, меня обманет. Она сказала мне, что уже договорилась с вами о том, что или вы с ней будете ночевать в нашей квартире, пока мы с мужем будем в отъезде на Майских праздниках, или она будет ночевать у вас. Она сказала, что подружилась с соседкой, которая ее старше и которая готова побыть с ней вместо бабушки три дня, пока мы в командировке. Понимаете, мы с мужем работаем над тем, чтобы Лиля перестала нас обманывать. У нас уже было несколько неприятных случаев, когда мы ловили ее на вранье. И мы стараемся доказать ей, что хотели бы, очень хотели ей доверять. Хотя эта история с соседкой показалась нам странной, мы сказали, что верим ей. Но я, разумеется, сначала должна была познакомиться с вами. Вот и пришла. А тут – вы.

– А тут – я…

Мне показалось, что я провалилась в какой-то странный арт-хаусный фильм, а может, участвую в театральной постановке, но в любом случае это все какой-то бред.

– А давайте продолжим разговор у нас в квартире? – вдруг предложила стрекоза Евгения.

– Мы можем продолжить, – медленно сказала я, – но…

«Но я не буду ночевать с вашей дочкой», – вот что я хотела ей сказать. Но почему-то не сказала. Может, потому, что у меня не было ни одной достойной причины для отказа. У меня не было «экзаменов на носу», «бойфренда ближе к ночи», «срочной работы». У меня было только нежелание. Я не хотела ночевать с Лилей в квартире этой стрекозы и ее мужа. Я хотела бы, чтобы меня оставили в покое, – вот что мне было нужно. Но как часто люди слышат то, что другие хотят или не хотят? Да вообще не слышат. Все относятся серьезно только к обстоятельствам. А у меня не было ни больной собаки, ни грудного младенца.

Можно было просто сказать «не хочу». Но Евгения – упорная стрекоза. Всегда четко знает, что ей нужно. (А мне в ней это когда-то нравилось. Ужас!) Уговорит.

– Но вы же меня совсем не знаете, – закончила я с безнадежной интонацией.

– Не знаю, – легко признала она. – Я же и говорю: я шла посмотреть на вас, поддавшись на Лилины уговоры. Но теперь я уверена, что с вами можно оставить моего ребенка. О! А это что?

Она шагнула к подоконнику, потрогала шишечки вербы.

– Как здорово! – восхитилась она.