Т.Поликарпова - Две березы на холме

А бывает счастье, когда что-то происходит от того, что ты сама придумала, устроила и сделала. Когда оно по твоей воле случается. Вот оттого и Лермонтов так говорил о воле, что она заключает в себе все… Очень теперь стала я понимать, как это верно. Ты поступаешь так, как считаешь необходимым и справедливым, - и получается по твоей воле, иногда даже неожиданно. Например, когда я вплепила Лешке пощечину. Справедливо было наказать его. Но сделать так мне захотелось внезапно. И я, не раздумывая, так и сделала.

Счастье было очень большим. Только очень уж коротким… А потом даже и вовсе стало плохо. Но это уже про другое…

Или вот боишься с крутой горы на лыжах. А надо! Иначе себя запрезираешь. Съедешь - вот оно, счастье! Потом целый день весело, легко, со всеми хочется шутить и смеяться. Однако тоже такое счастье ненадолго. Так же - когда трудную задачу решишь. Вообще с разной работой - это все понятно: чем труднее и тяжелее делать, тем радостнее, когда получается. Тут нечего и рассуждать.

Но есть другие вещи: когда ты сама кому-то приятное делаешь. То есть становишься для другого человека причиной его счастья-подарка. Он не ждет - а случается приятное. И этот случай - вот ты сама и есть. Самое-то интересное, что ты испытываешь, наверное, еще большее счастье, чем тот человек! Даже если в этот момент ты была просто последним разнесчастным человеком на свете! Это я неожиданно для себя открыла. В тот самый день счастливого пробуждения.

Правда, поначалу все мое счастье испарилось без следа, стоило мне увидеть пустое Степкино место в классе. А потом и учительниц. И дальше вяло, без всякого интереса тянулся день. Никонов все время уходил на переменах. Не приставал, не грозился. Я больше не сомневалась: драться он не будет.

Вяло и без интереса плелась я домой после уроков. Как всегда, вместе с Тоней и всеми другими, кому по пути. Знала: где-то сзади идет и Лешка.

Не помню уж как, с чего пошел разговор о младших сестрах-братьях. Тоня про свою трехлетнюю Машеньку рассказала. Как жалко ее оставлять: она плачет всегда, просится с Тоней. И ее приходится уговаривать, обещать: мол, что-то принесу! А что принесешь? Какой-нибудь прутик, камешек, чурбачок найдешь по дороге. И то пока зимы нет…

Вот тут и пришла мне в голову счастливая мысль! Пусть Тоня отнесет сегодня Маше мою бумажную барышню с двумя-тремя платьями. А потом каждый день будет носить ей обновки: то платьишко, то шубку. Тоня-то как обрадовалась! Но спросила все-таки:

- А ты разве играешь еще в куклы?

- Да не играю, - говорю, - просто платья придумываю! И Зульфия - тоже!

Тут же на дороге открыла портфель, вытащила свою красотку из учебника арифметики, отдала Тоне. Тоня говорит:

- Ой, будет Машке-то радости!

А я прямо тут, сейчас, рада до смерти! Словно одним мигом, как в волшебной сказке: закрой глаза, добрый молодец, и открой глаза - и ты уже в другом царстве-государстве, и все напасти остались позади! Так я открыла для себя это счастье. Даже и не думала, что так может быть. Наперед скажу - каждый день теперь мы с Зульфией ждали Тониных рассказов про Машеньку, что она говорила, как радовалась кукольным обновкам. И рисовали кукол и платья теперь для нее. Оказалось в сто раз интереснее.

Тогда, на дороге, я, видно, от радости заспешила, засуетилась и, закрывая портфель, обронила варежки. И похолодела: сзади где-то Никонов шел. Пока с куклами копались, наверняка он нагнал нас. «Ну, - думаю, - сейчас как раз и настигнет и варежки подопнет». И скорей сама на варежки наступила. Как и думала, Лешка тут как тут, подскакивает и рукой к варежкам моим тянется.

- Эй, Дашка, свои варежки топчешь! - И - хвать! - вырвал их из-под ног.

Я чуть не упала. А он мне же и протягивает! Мои варежки!

- Это ты мне? - говорю я тупо, не веря своим глазам, и все еще не беру варежки, опасаясь какого-нибудь подвоха. А потом опомнилась - и хвать! Чуть ли не вырвала их у него из рук. Отвернулась и пошла.

- Эй! Хоть бы спасибо сказала! - раздалось за моей спиной.

А я ничего сказать еще не могу. Иду и думаю: «Он же меня по имени первый раз назвал. А то все «Плетнева» да «Плетниха». И варежки отдал! Что же это такое будет?!»

Зато Лешку Тоня похвалила:

- Вот так Леша - молодец!

А Лешка и не спорит.

- Конечно, - говорит, - не хуже других, а ишо и получче!

- Каких других, Леш?

- Ну, там… Всяких! - Очень понятно объяснил.

Тоня засмеялась, но и он тоже. Шутка, мол, это такая. Однако будто с натугой смеялся Лешка. Будто не очень ему весело.