Дмитрий Санин - Сбоник короткой прозы Дмитрия Санина

— Всё уже придумано. Красивая улыбка — это красивые зубы и красивые губы, — раздельно внушает Бандрачук. Он говорит хрипловатым солидным баском, сверкая заплывшими глазами. – Это тебе любой журнальный фотограф скажет. Понимаешь? Ну?! Неужели не сообразил, кого мы наметили?

Продюсер сдвинул брови. Он напряжённо шевелит ртом.

— Безруков? – он косится на Бандрачука, но лицо того неподвижно. – Нет…

Вдруг до него доходит.

— Зверев, сука, что ли?! — проясняется его взгляд.

— Бинго! – Бандрачук, с усилием перегнувшись через столик, одобрительно подставляет ладонь, и Продюсер, довольный своей проницательностью, хлопает в неё своей волосатой пятернёй.

— Креативно, — с удовольствием соглашается Продюсер, и трясёт над стаканами остатками из бутылки. – Окей, Гагарина будет играть Серёжа Зверев, красавчик, – они звонко чокаются, — замётано. А ракеты? Бля, мне эта старпёровская совковая банальщина а–ля 60е, все эти сигарообразные формы — нах не нужны, — он пилит жирную шею ребром пухлой ладони. — И зрителю — нах не нужны, у нас не программа «Время». На дворе XXI век. Нужны концептуальные дизайны, современные, чтобы всех пропёрло!..

— Я тебя умоляю! – уверенно показывает ладони Бандрачук. — Дизайн будет улётный, команда художников – мировой класс. Надо будет — Джейсона Брукса подрядим.

— Допустим… А ты сам кого играть будешь? — Продюсер хитро смотрит на Бандрачука.

— Да я ещё окончательно не решил…

— Кого–кого?! – проницательного Продюсера не провести.

— Да так, — скромно опускает глаза Бандрачук, — эпизодическую роль. Секунд на двадцать экранного времени.

— Кого?! Колись!

Бандрачук пожимает плечами.

— Да колись же! – не отступает Продюсер.

— А… Генералиссимуса, кого же ещё… Ну помнишь эпизод, когда тот наезжает на Башкирцева – мол, нам не нужен космос, нам военную пользу давай. Понимаешь, — задушевно объясняет Бандрачук, рассматривая и теребя пуговицу на сорочке, — никто не хочет играть Сталина. Все зассали. У нас, конечно, теперь кругом патриотизм — но все ссут, как бы карьеру не поломали. Боятся, что в Голливуд дорогу закроют. Так что — придётся мне отдуваться и спасать фильм…

— Сочувствую… – хихикает Продюсер. — Ну ладно, ты творец – тебе решать. Только чтоб семейные ценности, патриотизм, и никаких Белоснежек. Теперь главное. Бюджет?..

— Тридцать.

— Долларов?

— Евров, евров, — Бандрачук бросает быстрый умный взгляд на Продюсера. В похмельных глазах Продюсера вялая неопределённость, и тогда Бандрачук храбро добавляет: — И пятнаху – на раскрутку.

— Ну ты, Фэд, сука, и осваивать, т–твою мать! – Продюсер в восхищении достаёт вторую бутылку.

После этой прелюдии и начинается собственно разговор о главном — чрезвычайно эмоциональный, насыщенный профессиональными терминами и приёмами, крайне интересный для участников, но абсолютно непонятный и оттого неинтересный нам, непосвящённым.

***

…Премьера. Адский грохот звука в кинозале, пол ходит ходуном. Шаттлы взлетают навстречу астероиду, угрожающему Земле. Звучат могучие аккорды темы из «Космической одиссеи 2001».

Усталый Башкирцев провожает шаттлы печальным взглядом отца, благословляющего повзрослевшего сына на битву. Его костлявый нос с летящими нозрями задирается всё выше и выше, утренний ветерок играет дредами. Наконец, инверсионные следы исчезают в вышине.

«Поехали!» — говорит Башкирцеву кто–то сладким, уютно–развратным контральто. – «Да поехали же, любимый!» Камера отъезжает: Башкирцев, в белой кожаной куртке с красными вставками, восседает на чоппере, сияющем чёрным и никелем, с высоким рулём, руки выше головы. Раненое левое плечо наскоро перевязано банданой. Сзади его крепко обнимает руками и длинными ногами верная жена. К спине жены ремнём притянут чемоданчик с 50 000 000 евро, отнятыми у главного злодея. Камера описывает дугу: у колёс чоппера лежит и сам главный злодей, сексот КГБ. Тот самый, оклеветавший Башкирцева в далёком 1937м; глаза остекленели, в горле надёжно торчит его же собственный нож–ацтек, с гарпунными зазубринами. Башкирцев выкручивает газ, чоппер тяжело рычит и уносится по пустынной ленте шоссе — навстречу солнцу, которое медленно встаёт — красное, размером в полгоризонта. Ещё некоторое время виден чоппер, то исчезающий, то поднимающийся в дрожащем мареве по волнам шоссе, уходящего прямиком к солнцу. А красное солнце уже во весь экран.

Плывут финальные титры, под размеренный речитатив Децла: