Дмитрий Санин - Сбоник короткой прозы Дмитрия Санина

Но отец всего лишь закряхтел, сел рядом со столом на пол и стал спокойно говорить с Колькой. Долго они говорили — как мужчина с мужчиной. И всё разъяснилось. Ложь рассеялась — и белая ложь, и чёрная ложь; вернулись любовь и мир. Отец, конечно, немного слукавил, не до конца всё рассказал — но Колька потом был благодарен ему за это. Всему своё время.

Да, а «дядю Альфреда» посадили, как из больницы выписался — он ведь и к другим мальчикам пытался клеиться; всё всплыло.

Хорошо, что Колька такой непосредственный, не затаил в себе. Хорошо, что у Кольки отец есть.

Жаль, не было такого отца у диссидентов–шестидесятников — их ведь точно так же обрабатывали.

— — — — — -

Быдловедица.

«Спасите!!!»

По вагону метро, от сидения к сидению, каталась со звоном пивная бутылка. Бутылке было тоскливо, одиноко и страшно. Она плакала. Она погибала. И никому до этого не было дела — в почти пустом вагоне…

«Спасите меня, люди!!!» — отчаянно звала бутылка.

Жизнь у бутылки хрупкая — задень её ботинком, беззащитную, стоящую на проходе среди тысяч идущих мимо ног — и она полетит, и стукнется о мраморную колонну или гранитную ступеньку, только осколки брызнут. И всё — конец. И никто не пожалеет погибшую бедняжку, только будут злобно ругаться, поскользнувшись на стёклах–коньках… Мало, что смерть — но какая позорная смерть: заслужить проклятия, стать омерзительным мусором, кощунством посреди торжественной чистоты метро…

Поезд наддал скорости, вагон накренился в повороте, и бутылка покатилась, ускоряясь, вдоль по вагону — прямо и неотвратимо на острый железный угол сидения, всё быстрее и быстрее. Бутылка роняла частые крупные слёзы, она подпрыгивала и отчаянно звенела, надеясь, что кто–нибудь из пяти пассажиров вагона вытянет ногу, задержит, спасёт… Она ещё надеялась.

«Люди, люди! Не будьте равнодушными, спасите!!!»

Старик в потёртом пальто и пенсионерских ботах дремал, опершись подбородком о стариковскую палку. Ах, если бы он только её заметил! Из всех пассажиров по–настоящему надеяться можно было только на него… «Дедушка! У тебя крошечная пенсия! Возьми меня, сдай! Дедушка!!!» Но старик не открыл глаз. Пьяный парень рядом с ним крепко спал, открыв рот, почти завалившись боком на сидение — на этого надежды никакой… Ещё неподалёку сидел аккуратный, подтянутый молодой человек… Но увы — он был погружён в чтение дорогого журнала, не видя и не слыша происходящей трагедии. А напротив двое длинноволосых, с проткнутыми серьгами лицами, неприлично оглушительно хохотали — им и вовсе не было никакого дела до пустой пивной бутылки. Бутылка пролетела мимо их всех — и вот она, железная стойка. Всё, конец. Коротка оказалась её жизнь: отлили на заводе, сверкнуло беззаботное счастье детства, звонко смеялись сёстры–выпускницы, и впереди ждало неведомое взрослое будущее, стучали колёса товарного вагона, мелькали города… Что, думалось тогда, принесёт она людям? Лекарство? Лимонад? Вино? Быть может, её поставят в сервант, в коллекцию, будут любить и ценить… Или, выпив, наполнят домашней наливочкой, и заживёт она долгой жизнью при рачительной хозяйке… Но судьба оказалась проще: в неё впрыснули дешёвое пиво из концентрата, торопливо запихнули в тёмный разболтанный грузовичок, швырнули под прилавок, за полчаса продали, равнодушно и бесчувственно высосали, и незаметно поставили на пол в вагоне («А чо? А все ставят… Ничо я не мусорю — бомжи подберут…») И вот жизнь бессмысленно заканчивается позором и гибелью — об железную стойку под скамейкой, загадив опасными осколками вагон…

Поезд дёрнулся, тормозя перед станцией, бутылку развернуло, и она по касательной проехалась под сидениями, звонко тормозя. Неужели обошлось?! Поезд встал, бутылка медленно выкатилась на середину прохода. Уф…

— «Политехническая», — объявил Голос, и двери открылись.

— Пока, брателло! — спохватился длинноволосый. Он сильно хлопнул гогочущего приятеля по ладони и помчался к дверям. Не глядя под ноги, прямиком на бутылку. Высокий, резкий, грубый, в тяжёлых армейских берцах — сейчас он её заденет, она вылетит в открытые двери, пролетит метров пять навесом, и разобьётся вдребезги о каменные плиты пола.

— Пока, гы–гы–гы! — заорал ему вслед Второй Жлоб.

«Осторожно, двери закрываются», — предупредил корректный Голос. — «Следующая станция — «Академическая»".

Бутылка зажмурилась. Вот он приближается, тяжёлый ботинок! Сейчас будет удар…