Сергей Гусаков - Долгая ночь у костра (Триптих Время драконов часть 1)

— ЛЕГЕНДЫ?.. Пусть. Только не из пустого места эти легенды берутся. Не может человек придумать того, чего в Природе уж совсем быть не может < даже чёрт, как известно, является комбинацией весьма распространённых деталей; маски колдунов, замечательно отображённые в гротах массива Тассили, вполне могли подвигнуть христианских миссионеров “первого поколения” на отождествление языческих культов с нечистой силой,— а прообразы сказочных драконов господствовали в небе Земли во время образования пластов мела и известняка; в пещерах, образовавшихся в этих пластах, спустя миллионы лет жили люди — и “считывали” во сне или же “под мухомором” или пеотлем отражённую в них информацию — выводы делайте сами >. Ведь если разобраться — как случилось, что разные народы в разное время — культуры разные, и никаких связей или же влияний, заимствований! — говорят практически об одном и том же?

: Во Франции, Италии и Испании — Ева. “Эва” на романских диалектах, потому что в этом слове они не “е”, как мы, а “э” произносят.

: Позови её три раза под землёй — то есть как бы три брата, три сына её позвали... Иди за ней — она ведь к выходу вывести хочет, наверх, на поверхность. Только верь — и ничего не бойся. А кто боится — что ж... Как там в Греции было — если прямо смотреть не можешь, смотри в щит. В зеркало. Как увидел, что выход близко — обхвати эти камни руками, этой земли держись ,— а не на плоды своего зашуганного воображения, страхом и неверием отравленного, любуйся,— и выйдешь.

: Я так думаю.

Ведь тоже самое — Хозяйка Медной Горы уральская и те легенды, что рабочие оренбургских рудников и каменоломен Ижорской возвышенности рассказывали. И Белый наш — как и старик шубин — при работе людей под землёй с землёй связанные,—

: Есть нечто такое в Белом Камне.В Земле. Общее.

Может, это вся наша жизнь, спрессованная в когда-то живой извести?

— Камень не ведает Времени.

: Как, может, и то поле — незримое поле жизни, биополе информационно=энергетических структур, что запечатлено в известняке. В котором — в каменоломнях наших — запечатлился в-на стенах каждый удар рабочего кайлом,— каждый замах его, свет тусклого масляного светильника или лучины,— даже взгляд, которым он оценивал переплетение трещин свода и стен, прикидывая, как лучше вести разработку — а значит, мысленно как бы уже нанося эти удары...

... и в котором отражаемся Мы, Приходящие Сюда.

: Все наши мысли, слова и чувства.

— Ибо “не может человек вообразить ничего такого, чего не видел на самом деле”.

: То есть того, чего не может быть — так или иначе.

ГОЛОС ЧЕТВЁРТЫЙ — К СЛОВУ О ФАНТАЗИИ:

За завтраком они снова начинают свой дурацкий трал.

— Глядя на тебя,— сообщает Егоров, уставясь на Сталкера ( конечно, Сашка произносит не “глядя”, а “блядя”, но я не хочу так писать; уже говорил, почему ),— невозможно оторваться от ощущения, что человек произошёл от свиньи.

Крепкий аргумент. Только все его аргументы я давно наперёд знаю. Это даже не шахматная партия, а так — домино. “Козёл”.

— Зато глядя на тебя,— машинально отзывается Сталкер, продолжая невозмутимо разбрызгивать ложкой суп по всему столу — и причавкивать при этом, явно “в пику” Сашке,— трудно поверить, что хотя бы незначительная часть человечества не произошла от приматов с неустойчивой психикой. Да.

Этот игрок посильнее — да только и его “все ходы у меня наперёд записаны”.

Под частью человечества он, конечно же, подразумевает себя.

И чего они так собачатся? С каждым днём всё больше и больше. И уже не понять, всерьёз — или пока в шутку. Может, от того, что мы уже неделю под землёй? Наверное. Вот и начинаем потихоньку надоедать друг другу. Но мне лично пока ещё никто не надоел. И Пищеру, кажется, тоже.

Следить за ними не интересно, и некоторое время я представляю, как мы тут сидим, едим, треплемся — и вдруг к нам в грот кто-то заходит. Не Двуликая, конечно — люди.

Не получается. Стена. Значит, никто не придёт. Потому что завал.

Представляю ответ... Нет, не из-за завала. Просто не придёт: сюда. Так получается. Хорошая штука эта “угадайка”. А завал уже почти и не представляется — словно и нет его. То есть он, конечно, пока есть — но будет недолго. Недолго ему уже осталось — и он стал словно ненастоящий, призрачный. Будто не из камней — а нарисован. Нарисован: кем? Не понять. Потому что нельзя задавать неопределённых вопросов.