Радий Погодин - Рассказы о Ваське Егорове

Хорошо, волна тут же подняла суденышко — Васька выхватил придавленные пальцы. Кровь текла витой алой лентой. Заливала чистые доски палубы. Нинка вскинулась в момент: оттягивая фалангу, вставила на место корни ногтей. Перевязала Васькину руку своим платком. Побледнела и крепко зажмурилась.

А из утробы кораблика уже поднималась кондукторша. Уже кричала:

— Урод! Видишь надпись: "Руки на борт не класть!" Видишь? — Она огрела Ваську кондукторской сумкой. Из сумки, звеня, посыпалась мелочь. Пассажиры принялись деньги подбирать и кондукторшу утешать — мол, все в порядке, на мальчишках шкура зарастает как на собаках.

— А ты молчи! — крикнула кондукторша Ваське, хоть он и рта не открыл. — И ты, пособница! — Кондукторша обрушилась на Нинку. — Ишь глазищи-то! Сестра?

— Сестра, — сказал Васька.

— В больницу его тащи, лопоухого, в травматологию, — велела кондукторша и подтолкнула их к трапу. Трап уже давно был подан, но происшествие заслонило его.

Нинка тогда была совсем маленькая — наверное, в третьем классе, но какие они уже были взрослые.

В больницу они не пошли. Дома Васька промыл пальцы перекисью водорода, он знал, что йодом нельзя. Когда Ленька Лебедев сделал новую поджигалку и они пошли из нее стрелять, испытывать, и Леньке вышибло весь заряд в руку между большим и указательным пальцами и они в черную закопченную эту дыру плеснули бутылочку йода, Ленька не закричал, но по ногам у него потекло. А доктор в травмпункте смотрел на них, таких грамотных, будто они уменьшились до размера соринки и ему в глаз попали. Теперь Леньки нет. А Нинка глядит на него с неба, и все небо — Нинкины сиреневые глаза, каких не бывает.

Трамвайчик речной ушел под Дворцовый мост. Из-под моста вышел буксир. Буксир тянул за собой клубы белого дыма, словно ватные бублики на суровой нитке. Дым застревал на острых волнах. Нева покрылась барашками. У буксира был задранный нос, высокая черно-желтая труба и круглая корма, обнесенная плетеным кранцем, похожим на отвислую стариковскую губу. Васька подумал, что команда на этом буксире составлена из пузатых седых стариков и у старого капитана медная плешь, надраенная как судовой колокол.

Буксир прошел мимо Зоологического музея. Васька задержал взгляд на этом здании, где в просторных двусветных залах был собран сушеный животный мир планеты, от мамонта с отъеденным хоботом до коллекции синих клопов. В вестибюле, как дирижабль, парил над кафелем скелет кита. В стеклянном шкафу у стены стояли набитые паклей собаки, их возглавлял быкодав — пес Петра Первого.

Сдавая пальто в гардероб, Васька часто думал, что назад он получит чучело. Вот была бы потеха!

В Зоологическом музее было очень приятно мотать уроки. Во-первых, обхождение хорошее, не то что в Эрмитаже в войлочных шлепанцах: "Мальчики, к стенам не прикасайтесь. О, боже! Мальчики, паркет руками не трогайте. Мальчики, не нюхайте рыцарей!" Во-вторых, уютно, тепло, светло и понятно. В Зоологическом музее выставлена просто волчица: "С своей волчицею голодной выходит на дорогу волк", а не та, вскормившая своим молоком Ромула, который убил своего братишку Рема, населил Рим шелудивыми бродягами, дал им в жены похищенных чистюль-сабинянок и заделался богом. В Зоологическом богов не было — были предки по Дарвину. Конечно, рыцарей было жаль. Рыцари стояли в Эрмитаже. Кроме лат и оружия у них были стальные гульфики. Васька подумал: "Нужно заглянуть в Эрмитаж. Есть сейчас гульфики, или их отцепили? Всегда грозили отцепить. Уж больно привлекательными были гульфики для разглядывания".

В Военно-морском музее тоже было удобно мотать уроки. И в Артиллерийском. Можно было в маялку поиграть в уголке или погонять по залу комок бумаги. Если мортиру боком толкнешь, земля под тобой не провалится, — не Эрмитаж. Эрмитаж для прогуливания уроков был исключительно неудобен. Старушки в пенсне, хоть и выглядели экспонатами ушедших веков и народов, оказывались далековидящими, хорошослышащими и мускулистыми.

— Мама, вон твоя фабрика! — закричал мальчишка в ушитой пилотке.

— Это кожевенный завод, — ответила его мать. -А вон папкин завод. Вон, три трубы рядышком.

Васька долго смотрел на задымленный горизонт: нужно было не поддаваться уговорам матери, желавшей вывести его, как минимум, в инженеры, а поступать после семилетки учеником на завод.

Васька догнал взглядом буксир, а тот и не уходил, стоял, приткнувшись к граниту Университетской набережной.

В Университете Гога Алексеев учился — Васькин незабвенный друг. В начале войны несли они вместе охрану железнодорожного моста на широкой и знаменитой реке. Мост был арочный, клепаный.