Дмитро Ткач - Шторм и штиль

— Чего это вдруг мне — и в море? — не поверил старый боцман. — Какой же из меня теперь моряк?

— Для вас секрета никакого нет. Боевое учение. А потом побываем там, где вы с моим отцом десант высаживали… Я же этого места еще не знаю, не случалось бывать. Только по карте представляю. Но карта — это карта, а своими глазами взглянуть хочется.

Откуда ни возьмись — Марина. Сначала по старой привычке отчитала Юрия за то, что так долго глаз не показывал, а когда узнала, зачем он пришел, вихрем налетела на мужа:

— Ну, говорила я тебе? Говорила? Нет, не отставной ты у меня боцман, а боевой!

А Федор Запорожец все еще недоверчиво поглядывал из-под бровей на Баглая:

— Говоришь, сам Курганов приказал?

— Так точно, дядя Федор.

— Тогда подожди. Я быстро, по-флотскому. В море в парадной форме не ходят, а ордена и медали надену.

Рассвет застал корабль среди серых волн, на них падали первые розовые отблески восходящего солнца.

На ходовом мостике, кроме Юрия Баглая и двух сигнальщиков, сидел в мичманских погонах, при всех орденах и медалях, Федор Запорожец.

Перед тем как выйти в море, он обошел палубу, побывал в кубриках, ко всему тщательно присмотрелся внимательным, знающим взглядом. За одно похвалил теперешнего боцмана Андрея Соляника, за другое — пожурил. Но все это, между прочим, добродушно. Потому что ему, собственно, не к чему было и придраться. Корабль сиял чистотой, во всем виден порядок. Но хочешь ты или не хочешь, а такова сила боцманской привычки: обнаруживать недоделки даже там, где их нет… А, кроме того, Федор Запорожец освободился от докучливой опеки своей Марины, и подумалось-показалось ему, что он снова полновластный хозяин на корабле. Поэтому и плечи у него распрямились, и голос окреп.

Зычным голосом он и ударил Соляника:

— А боцманская дудка где?

Тот обвел матросов вопросительным взглядом:

— Где боцманская дудка? Товарищу мичману боцманскую дудку! Быстро!

Принесли мгновенно. Словно ждали этой команды. Да еще, какую дудку — звонкую, певчую и такую блестящую, будто драил ее самый старательный матрос. Даже ночью, во тьме, он будет заметен, этот блеск.

Федор Запорожец по старой привычке набросил цепочку на шею и с разрешения Юрия Баглая сыграл: «Корабль приготовить к походу!» Так сыграл, что молодые матросы ахнули: не верилось, что команду можно сыграть с такими тонкостями, с такими соловьиными трелями и при этом сохранить в ней суровый воинский приказ.

Запорожец в сопровождении Андрея Соляника обошел корабль.

Многое на палубе, в кубрике, в шкиперской, в разных отсеках было ему знакомо. А вот у радистов, гидроакустиков, минеров все было новым для боцмана. Мудреные аппараты беспрерывно мигали разноцветными огнями, какие-то кнопки, цифры вспыхивали на световых экранах… И совсем притих Федор Запорожец, когда увидел, что у руля никого нет, и корабль управляется все той же мудрой автоматикой, скрытой в недрах этого удивительного судна.

— Да как же это? Разве автоматика знает, когда нужно поставить корабль на волну, а когда — против волны? — взволнованно спрашивал он Баглая.

— Знает, дядя Федор, — хитровато улыбнулся Юрий Баглай. — И не хуже человека. А наверняка даже лучше. Ведь человек устает, а тут никакой усталости, и все надежно. Надежней, чем в часовом механизме.

Поэтому и сидел теперь, после всего увиденного и услышанного, Федор Запорожец на ходовом мостике с виду будто бы и спокойный, а на самом деле встревоженный. Он чувствовал себя тут чужим, и его дудка «корабль приготовить к походу» теперь казалась ему неуместной, потому что сигнал к выходу в море, очевидно, подается не дудкой, а какой-нибудь автоматикой, может, вон теми лампочками, что мигают на аппаратах, не зная покоя…

А еще волновала его встреча с теми местами, где погиб старший Баглай. Сейчас особенно ярко вспомнилось ему, как стоял командир на мостике, как руководил высадкой десанта (его сильный голос был слышен и на корме, и на баке). Когда, в какой короткий миг погиб Николай Иванович, а сам он, Запорожец, был тяжело ранен — этого вспомнить не мог…

А потом отстраивал Севастополь, женился, построил и свой домик — и не стало боцмана Федора Запорожца.

Но разве о нем забыли? В части организовали выставку картин (дома лежит альбом с отзывами, и чего только там не написано! И — «красиво», и «хотим видеть новые картины»), а теперь вот его и в море взяли. Конечно, уже не боцманом-хозяином, а вроде бы пассажиром… Но какой же он пассажир, если сидит на командирском ходовом мостике боевого корабля!