Станислав Родионов - Задание

Петельников утопил кнопку. В квартире сердито зазвенело, отозвавшись недовольными и неспешными шагами. Дверь открыли. Шиндоргина бабушка спросила подозрительно:

— Телевизионный мастер?

— Не телевизионный, но мастер, — улыбнулся он, сомневаясь, можно ли начинать правовой разговор с шутки.

— Тогда какой?

— Мастер своего дела.

— А-а, — узнала она капитана. — Пришли Витю арестовывать?

— Нет, вас.

— За что же?

— За совершенное преступление.

— Ага, я соседку зарезала.

— Вы совершили преступление, предусмотренное статьей двести десятой Уголовного кодекса.

— Молодой человек, мне шестьдесят пять, из них сорок лет трудового беспрерывного. Шутковать со мной вроде бы ни к чему.

— А я не шучу. Вы спаиваете подростков.

— Кто сказал? — Высокий ее голос заметно померк.

— Весь двор видел пьяных ребят…

Пользуясь ее растерянной заминкой, Петельников настырно просочился в переднюю. Она отступила — приземистая, в стеганом халате, седые волосы всклокочены бодливыми рожками. Петельников затеял бы против нее уголовное дело не колеблясь; за одну выходку с двухкопеечными в кабинете стоило бы оштрафовать… Но мешал Леденцов, с его затянувшейся операцией. Поэтому капитан зашел лишь предупредить да попугать.

— Так ведь день рождения! — всплеснула она руками убежденно.

— Повода закон не признает.

— Даже совершеннолетия?

— Гражданка, даже последний алкоголик не пьет без повода.

— Чайку хотите? — вдруг спросила она голосом, каким, видимо, говорила с внуком.

— Вот чайком бы ребят и угощали.

— Господи, шестнадцать лет… Первый в жизни юбилей!

— Поэтому глуши до скотского состояния?

— Витя сам захотел.

— А желание Вити — закон?

— Да вы проходите…

Петельников был впущен в комнату. Он сел в полукреслице, вытянул ноги и расслабился так, что дерево с пружинами пискнуло, принимая тяжесть. Работа научила отдыхать каждую свободную минуту, потому что бегал, потому что еще бегать. Сейчас бы кофейку, но предлагали чаю.

— А где его родители?

— На Севере, завербовавшись.

— Давно?

— Четвертый год пошел.

— Бросили мальчишку в тринадцать лет.

— Как это — бросили? А я-то? Закон законом, но и жизнь надобно знать, — уже нравоучительно изрекла она. — Теперь бабушки идут на грамм золота. Слыхали пословицу? Ребенок — это последняя кукла для матери и первое дитя для бабушки.

Весьма знакомо… А, Леденцов сказал, что теперь воспитывают не матери и не отцы, а бабушки.

— Нужны все-таки родители.

— Не та мать, которая родила, а та мать, которая вырастила, — нашлась у нее еще одна мудрость.

— Нет, — не согласился Петельников. — Не та мать, которая родила; не та мать, которая вырастила; а та мать, которая воспитала.

Она вдруг склонилась к нему так близко, что капитан видел только крупные белесые мешки под глазами. Одна пола тяжелого халата, отдававшая жареной картошкой, легла ему на колено. На его ухо упал седой завиток. Петельникову захотелось по-лошадиному прядать ушами и смахнуть щекочущие волосики.

— Милок, ты рожал?

— Нет, — признался он.

— То-то. Поросенка и того вырастить непросто.

— Как вас звать?

— Анна Вавиловна.

— Анна Вавиловна, не обязательно рожать поросенка, чтобы знать о действии алкоголя на юный организм.

Впрочем, он хотел сказать другое — хотел ввернуть когда-то вычитанный афоризм о том, что не нужно быть шницелем, чтобы знать, как тому горячо. Но все это уже не имело значения, и делать тут было нечего. Говорить о воспитании с этой вздорной старухой? Сейчас-то ее седые бодливые рожки пуганно опали. Хотя уже встают, уже спорят — скоро начнут бодаться. Говорить надо не с ней, а с родителями.

Тринадцать — шестнадцать лет… Оставить мальчишку, когда из него рождался человек? Время становления натуры, бешеных замыслов и первой влюбленности. Но и время бешеных поступков, обидных слез и злых влияний. Как же они бросили Шиндоргу в самое сложное для него время? Спросить бы. Так ведь отговорятся: Север надо осваивать, условий для сына не было, понадеялись на бабушку. И Петельников додумал, как ему показалось, давно начатую мысль до логического конца…

В Уголовном кодексе есть статья под номером сто пятьдесят два, карающая за выпуск недоброкачественной продукции. А какая же статья карает за выпуск в жизнь никудышных личностей? Неужели отправить в продажу гнусавый будильник, разнокаблучные туфли или окривелый телевизор для государства опаснее, чем получить неполноценного человека?