Станислав Родионов - Задание

В дверь что-то ударило, отчего она распахнулась, впуская длиннющую продуктовую сумку, плотную, цельносшитую и тупую, как торпеда. За ней вошла женщина с белесыми всклокоченными волосами. Она уставилась на порожнее кресло и замерла, удивившись его пустоте.

Петельников вернулся на место:

— Слушаю вас.

— За что таскали Витю Рундыгина в милицию?

— А вы кто?

— Его бабушка.

— Не таскали, а доставили.

— За что? — повысила она голос оттуда, от двери.

— Отбирал деньги у школьников.

— И сколько взял?

— Не успел.

— Нет, успел! — крикнула женщина. — Шесть копеек двухкопеечными.

Теперь она пошла к столу с нескрываемой решительностью — Петельников ждал, встречая ее своим темным упорным взглядом. Женщина ткнулась в столешницу торпедоподобной сумкой, запустила в нее руку и сыпанула горсть двухкопеечных монет перед капитаном. И еще дважды ныряла рука в зев «торпеды» и густо швыряла мелочь, которая выстелила на столе золотистый круг; одна монетка спрыгнула на пол и докатилась до безмолвного Леденцова.

— За двушки ребенка хотите посадить? Да я вам их тонну привезу! А Витю не дам!

Она повернулась и вышла так скоро, что Петельников не успел ее остановить. А может, не хотел — он и не в таких случаях успевал.

Леденцов поднял монетку и бросил на стол, в круг. Петельников начал сгребать мелочь в холмик.

— Как понравилась бабуся?

— Бандитка.

— А ты не хочешь помочь дамам из инспекции…

— Какая связь?

Капитан опять встал и прошелся по кабинету — теперь он каким-то хитрым, почти незаметным упражнением разминал грудь. Леденцов следил, запоминая. Но слова Петельникова, роняемые на ходу, отвлекли.

— Где жилой квартал примыкает к частным гаражам, есть одно тихое местечко. Что-то вроде беседки или павильончика. А по местному — Шатер. Там собираются отпетые подростки.

— Разогнать.

— Пробовали. Опять роятся. Вроде бы сидят, бренчат на гитаре, никому не в тягость… А вовлекают мальчишек в пьянство, воруют по мелочи, бьют ребят, возможно, занимаются чем-нибудь и покрупнее.

— Разогнать, — убежденно повторил Леденцов.

— Там ядрышко есть. Оно и обрастает.

— Какое ядрышко?

— Внучек этой денежной бабуси. Ирка-губа, она же Ирина Иванова. Грэг-артист. Других не знаю.

— По сколько им?

— Шестнадцать-семнадцать. Кто в школе, кто в ПТУ.

Леденцов умолк, посчитав все ясным: оперативных загадок нет, разгонять бесполезно, привлекать к ответственности вроде бы не за что… В кабинете, всегда накаленном разговорами, сделалось тихо. Но золотой круг меди на столе притягивал взгляды и тревожил. Леденцов пошевелился, намереваясь уйти от ненужной ему тревоги, от разговора о помощи инспекции, от образа всклокоченной женщины… Но Петельников сел рядом и задумался вслух:

— Есть вирусы, которые проникают в чужеродную клетку, встраиваются в ДНК и заставляют всех работать по своей программе. А?

— Не встречал, товарищ капитан.

— Что не встречал?

— Такого вируса.

— А я встречал. — Петельников оглядел его с головы до ног. — Тебе ведь сорока нет?

— Двадцать четыре.

— Выглядишь на двадцать. Моложав, энергичен, неприметен… Чем не вирус?

— Я рыжеват, — начал догадываться Леденцов.

— Вирусы тоже не все брюнеты. Просочиться в Шатер и развалить их изнутри, а?

— Не сумею, товарищ капитан.

— От других дел освободим, а?

— Тут нужен педагог.

— Тут нужен убежденный парень.

— Молод я для воспитателя…

— Молодому они поверят скорее.

— У меня опыта нет…

— Вот и появится.

— Да не сумею я, товарищ капитан! — чуть не взмолился Леденцов.

— Сумеешь, сумеешь.

— Почему вы так уверены?

— Потому что парень ты веселый.

Леденцов замешкался, подыскивая новые доводы. Эту заминку капитан истолковал по-своему. Он встал, довольный, подошел к столу и поманил Леденцова. И когда тот рассеянно подбрел, Петельников оттопырил боковой карман его пиджака и тремя скорыми гребками смахнул туда все двушки. Пиджак сразу скособочило. Леденцов одернул его недоуменно.

— Зачем, товарищ капитан?

— В райотделе тебе пока лучше не появляться. Вот и будешь мне позванивать.

Леденцов удивился непривычной пустоте, замкнувшей его жизнь. Будто ехал он ехал в людном тряском поезде, из которого вдруг все вышли, и вагоны покатили по другому, по бархатному пути — и никого, и тишина.

До разговора с Петельниковым он вел нормальное оперативное существование — работал по версиям, бывал на заданиях, ездил по адресам, опрашивал граждан, отыскивал каких-то типов, проверял каких-то субъектов… Он и теперь не сидел сложа руки, занявшись подростками из Шатра, — метался по жилконторам, школам и училищам, изучал личные дела, говорил с учителями, вчитывался в справки инспекции по делам несовершеннолетних… Работал. Откуда же чувство беспокойной пустоты?