Станислав Родионов - Задание

— Скучать-то можно и в одиночку, — бросил Леденцов.

— Я одна не могу, — призналась Ирка. — Сидишь дома, а где-то и что-то происходит.

— Один спятишь, — согласился Шиндорга.

— Мы вместе тусуемся. — Бледный выдохнул дым. — Нам весело, все поровну, никого не боимся…

— Хотим — балдеем, хотим — панкуем, хотим — фанатеем, — добавил Артист, побренькивая на гитаре.

И Леденцов прибавил вторую причину: они все одиноки. Лезут в этот Шатер от скуки и одиночества.

Ребята беспрестанно курили и перебрасывались какими-то дежурными словами, не всегда Леденцовым понимаемыми. За листвой давно стемнело. Зажглись окна, ушли со дворов дети, и попритихли улицы. Леденцов, привыкший беречь каждую минуту, удивлялся их обращению со временем — вечер уплывал в никуда. То ли они чего ждали, то ли они так жили… У Леденцова были к ним десятки вопросов, но он боялся спугнуть эту вторую и еще хрупкую встречу. Поэтому тоже чего-то ждал, затянутый их шатровым временем, которое не имело вех людской жизни и тянулось вообще, как в космосе.

— В школе ребята тоже вместе, — вернулся он к одиночеству.

По скрипу скамейки, по жужжанию басовой струны, по тугому шороху Иркиных джинсов Леденцов понял, что сказал не то. Ребята молчали, выжидая других его слов, но добавить он побоялся.

— Ты сам-то в школу шлендрал? — насмешливо поинтересовался Бледный.

— Десять классов.

— Нравилось?

— А что… неплохо.

— Только не надо песен, — зло проныла Ирка.

В сумраке Леденцову показалось, что они обступили его. Он непроизвольно повел руками. Но ребята сидели на своих местах, видимо лишь повернувшись к нему.

— Я бы все школы пережег, — мрачно сообщил Бледный.

— За что? За двойки?

Бледный не ответил. Ирка сказала, противным сюсюканьем изображая учительницу:

— Дети, для сочинения вам предлагаются две темы. Первая, несвободная: роман «Что делать?». Вторая, свободная: «Что школьникам нельзя делать».

— А меня, Желток, знаешь за что педсовет по стенке размазал? — лениво спросил Шиндорга. — Задали сочинение на тему «Кем ты хочешь стать». Я нашкрябал: «Не скажу». И все. Ну и поволокли.

— Зачем же скрыл?

— А какое их собачье дело? Могу я иметь тайну?

— Педсовет, — усмехнулся Артист. — Меня чуть не вышибли из школы знаешь за что? За одежду.

— За какую одежду?

— Я пришел на урок в лаптях, онучах, портах и армяке.

— Непорядок, — вяло возразил Леденцов, не уверенный, можно ли выгонять из школы за маскарад.

— Разве это хулиганство? Шутка.

— У тебя на поясе деревянная ложка болталась, — вспомнила Ирка.

— И миска деревянная была, — добавил Шиндорга. — И квас. Ты на уроке стал тюрю хлебать.

В этих ребятах Леденцов вдруг узрел какую-то несуразность, какое-то дикое несоответствие, пока им не понятое — чего с чем? Он даже поочередно вгляделся в светлые пятна лиц, но глаза уже не видели — видела память. В Шатре сидело трое парней, плотных и крепких, басовитых, с растущими усиками; сидела девица с женским бюстом, широкими бедрами и грудным хрипловатым голосом… Три дяди и одна тетя. Но говорили и вели себя, как пятиклашки. Будто сказочные детки, обожравшиеся таблеток роста.

— Пора, — решил Бледный, вставая.

— Домой? — удивился Леденцов, все чего-то ждавший.

— Нет.

— А куда?

— Узнаешь.

И он вспомнил: проверка. Его будут проверять. Интересно: на какие качества? На смелость, на хладнокровие, на выдержку?.. Или на сообразительность, на товарищество, на рискованность?.. Скорее всего на силу. Излупят скопом или заставят драться с Бледным. Короче, в шахматы играть не предложат.

Они шли дворами, скверами, какими-то пролетами и закоулками, избегая людных мест. Впереди Бледный с Шиндоргой, за ними Ирка с Артистом, а сзади в одиночку плелся Леденцов. Он вертел головой, как уносимая из дому кошка, стараясь запомнить дорогу и знать свое местонахождение.

Но шли недолго, может быть, квартал. И оказались в невысоких, с человека, густых кустах детской площадки, втиснувшейся меж домами и выходившей в узенький проулок.

— Тут, — сказал Бледный.

Стали они тесно, примкнув друг к другу плечами. Леденцов тоже прижался к кому-то, уже захваченный ночной тишиной и общим делом. Все смотрели в безлюдный переулок. Леденцов узнал его: Второй проезд, соединяющий два проспекта. Между прочим, райотдел был недалеко. И ему до нетерпения захотелось туда, в прокуренные деловитые кабинеты, к своим веселым ребятам, к непереставаемо звонящим телефонам, к шуткам, к разговорным ночным чаепитиям, к тревогам и беготне, к поискам и розыскам…