Станислав Родионов - Задание

Он уже начал изучать эту шатровую ячейку: кто лидер? По тому, как сейчас его примут, можно судить об Иркином влиянии. Ведь привела, никого не спросив. Если примут безоговорочно, Ирка тут начальник.

— Тебе сколько? — спросил Артист.

— Девятнадцать.

Леденцов надеялся, что соврал в последний раз. В крайнем случае, учитывая его оперативную работу, станет недоговаривать или умалчивать. Ибо та цель, ради которой он здесь, с ложью не уживется. В конце концов, он пришел сказать этим дуракам правду о них самих.

— Старик, — решила Ирка, умело закуривая.

— Где горбишься? — спросил по делу Бледный.

— В одном закрытом учреждении.

— В почтовом ящике, что ли?

— Вроде.

— Работаешь головой или руками? — заинтересовался Шиндорга.

— Тем и другим, но больше ногами.

— Шестеркой, значит, — объяснил Бледный.

— Смотря сколько стрижет капусты, — лениво бросил Артист.

— Мне хватает, — заверил Леденцов. — Дело не в деньгах.

— А пришел за своими трояками, — усмехнулся Бледный.

— Чихал я на трояки, — насупился Леденцов. — Не люблю, когда бьют из-за спины.

— Ты и в прямой бы не устоял, — заверил Бледный.

— Это еще неизвестно.

— Может, попробуем?

— Кончай базар, — велела Ирка. — Желток себя в милиции доказал.

— Тогда вернем его трехи, но только натурой, — повеселел Шиндорга и полез в одну из сумок, стоявших под скамейкой.

В Леденцова плавно полетела бутылка. Он поймал. Нераспечатанная, ноль семь литра, плодово-ягодное, розовое.

— Пей! — приказал Шиндорга.

— Один?

— Один, из горла, до дна, не отрываясь.

Леденцов глянул на ребят. Они ждали.

Пить? Бутылку вина залпом, почти натощак, при подростках? Ему, оперуполномоченному уголовного розыска, непьющему, спортсмену? Не пить. Но тогда они вытурят его из Шатра и все полетит насмарку. Пить; в конце концов, он ничего не повредит, кроме своего здоровья.

Леденцов заправски сорвал полиэтиленовую пробку, сел на скамейку, расставил ноги, оглядел выжидательные лица и запрокинул голову. Теплая жидкость, чуть пахнущая какими-то ягодами и гнильцой, ненужно потекла в желудок. Тот не принимал ее, хотел сократиться и бросить вино вверх, обратно, но Леденцов зажал этот позыв и пил, пил, клацая зубами о стекло и стараясь не задохнуться. Наконец вино иссякло. Он потряс емкость, добирая запоздалую струйку, глубоко вздохнул и бросил посуду под лавку. Ему показалось, что ребята тоже вздохнули.

— Не слабак, — решил Артист.

— Дозу взять умеет, — согласился Бледный.

— А нам для расслабона? — капризно проныла Ирка.

Извлеклась еще одна бутылка и пошла по кругу, Леденцова уже минуя. За ней вторая. Каждый делал несколько глотков, передавал бутылку и до ее возвращения торопливо пыхтел сигаретой.

Леденцов посмотрел на купол. Он почему-то начал растягиваться и опадать, будто его неудачно надували. Обрадованные солнечные звездочки принялись играть друг с другом в какую-то мерцающую, мерцательную чехарду. А звездочка в самой маковке, крупная, уже целая звезда величиной с карманное зеркальце, нахально уставилась в больную переносицу. Он подмигнул ей, в ответ она прошлась по его лицу солнечным зайчиком.

— Старики… Так и живете? — спросил Леденцов, стараясь отринуть свое безмятежное состояние.

— А как живем? — лениво удивился Шиндорга.

— Скучно. Пьете вот…

— Работать нам можно? Можно. А выпить нельзя?

— Вы еще неокрепшие.

— Покрепче тебя, — отрезал Бледный.

— Почему это скучно? — не согласился Артист, берясь за гитару.

Он бросил на пол сигарету, тронул струны и запел грустным и неслабым баритоном, неожиданным для его узкой груди:

— Чьи слова? — спросил Леденцов.

— Все его — и слова, и музыка. — Ирка потрепала Артиста по раскидистым волосам.

— Душевно поешь, — похвалил Леденцов.

В узком проходе появилось острое лицо мальчишки — он заглядывал, как в расщелину.

— Юрка, заползай! — поманил Шиндорга.

Мальчишка опасливо, как в ту же расщелину, ступил в Шатер: любопытство пересилило. Его глазки зыркали по круглому полумраку, впитывая иную, запретную жизнь.