Виктор Сидоров - Повесть о красном орленке

Широкоплечий выпрямился, остро взглянул на мальчишку, потом куда-то назад, за Спирькину спину.

— Это твой дружок?

Спирька удивился: с кем разговаривает? Оглянулся и остолбенел: там, тяжело опершись о стену, стоял Пронька Драный. Все лицо его было в синяках и ссадинах, на распухших губах засохла кровь. Сердце у Спирьки заныло, он сразу понял все: зачем его привели сюда, что с ним будет.

— Отвечай!

Пронька прошлепал разбитыми губами спокойно, будто не на него орали:

— Какой он мой дружок?.. Так себе... Знакомый просто.

Как ни был перепуган Спирька, но уловил в словах и в интонациях Проньки гадливость и презрение. И это презрение относилось не к кому-нибудь, а к Спирьке. Это он тоже понял.

Холодные глаза широкоплечего снова остановились на Спирьке.

— Что тебе Пронька говорил про Карева? Где он сейчас? Если соврешь, расстреляю.

Спирька беспомощно заоглядывался, будто мышонок, попавший в западню. Его губы вдруг задрожали мелко-мелко.

— Дяденька...— обратился к Филимонову.— Дядь Гриша, дядь Гриша... Я не виноват. Я с вашим Мотей дружу...

Гришаня криво усмехнулся:

— Я вот тоже когда-то с Дубовым дружил, а он меня пулями встретил. Так что дружба здесь ни при чем. Отвечай, что спрашивают. Иначе худо будет.

Как быть? Что говорить? Ведь не выдавать же в самом деле Артемку — убьют. Но и его, Спирьку, убьют, если он не скажет правды. Что делать?

Глаза Бубнова, да и Гришани тоже, совсем стали ледяными и не отпускают ни на миг круглые Спирькины глаза.

— Дяденьки,— зарыдал Спирька.— Дяденьки...

Бубнов встал, грохнул о стол кулаком.

— Я тебя спрашиваю! Отвечай!

Спирька давился слезами. Бубнов несколько мгновений смотрел на вздрагивающие плечи мальчишки, потом бросил бородатому, который бесстрастно стоял у дверей:

— Позови Хомутова.

Через минуту явился Хомутов, развязно прошел к столу. Бубнов кивнул на Спирьку.

— Всыпь-ка ему для начала.

Хомутов ощерил гнилые зубы:

— Это мы могем.— И уже к Спирьке: — Скидывай портки.

Спирька окаменело глянул на Хомутова.

— Не надо, дяденьки, не надо... — простонал он.

— Давай, давай всыпь,— повеселел Гришаня.— Его отец тоже большая сволочь — в партизанах. Где-то бьет наших.

Хомутов схватил Спирьку за руку, кинул на пол, коротко взмахнул плеть и опустил ее на тощую спину.

Спирька закричал, закричал так пронзительно, что зазвенели стекла.

— Ага, не нравится? — И Хомутов еще дважды, уже сильно и расчетливо, хлестнул по спине.

На полинялой голубенькой Спирькиной рубашке появились и стали расплываться кровяные пятна.

— Теперь будешь отвечать? — произнес Бубнов. Спирька громко плакал, дергаясь на полу.

— А ну еще дай,— кивнул Гришаня.

— Могем,— бодро ответил Хомутов, и плеть снова свистнула над мальчиком.

Спирька дико взвыл, а потом, приподнявшись на руках, быстро и хрипло запричитал:

— Дяденька, не бейте... Я все скажу. Я скажу... Только не бейте...

Хомутов одним движением поднял Спирьку, поставил на ноги.

— Давно бы так.

Гришаня отошел к окну и с интересом уставился на искаженное страхом и болью Спирькино лицо. Бубнов присел на стул.

— Ну?

Спирька открыл рот, но оттуда вылетали лишь глухие рыдания.

— Да говори ты быстрей, или шкуру спущу! — разозлился Бубнов.

— Я... я...

В это время у него за спиной что-то грохнуло. Спирька вздрогнул, оглянулся — упала табуретка, что стояла неподалеку от Проньки. Пронька! Спирька совершенно забыл о нем, забыл, что он здесь, что он вообще есть на свете. Одно лишь мгновение смотрел Спирька на вздувшееся от побоев Пронькино лицо, на одно лишь мгновение встретился с его напряженными, горящими, будто раскаленные угли, глазами. Но и этого было достаточно, чтобы прочесть в них отчаяние, презрение, угрозу. «Молчи, Спирька! — словно кричали эти глаза, оплывшие фиолетовыми кровоподтеками.— Не выдавай!» Нестерпимым жаром обдали Спирьку Пронькины глаза, обожгли лицо и сердце. И Спирька вдруг, еще ничего не соображая, все так же всхлипывая и дрожа, произнес:

— Я... я выдумал все про Артемку... про Карева...— сказал, испугался, что никто не поверит ему, и заторопился, захлебываясь слезами: — Выдумал, чтобы ребят удивить... Они и поверили... Для интересу выдумал...

— А ведь врет,— спокойно произнес Гришаня, усмехнувшись.— Врешь?

— Не вру, дядь Гриш. Вот крест — не вру.— И Спирька торопливо перекрестился.— Думал, скажу им про Карева, про то, как спасаю его,— завидовать станут... Ей-богу, правду говорю. Не сойти с места... Карева-то я, почитай, месяца два не видел...