Ицик Кипнис - Моряк [Рассказы]

— Василёк, поди, очистки картофельной возьми для кроликов!

А Вася отвечает:

— Некогда, мама. Ссыпь в уголок!

Мама скажет:

— Василёк, ты чаю хотел. Поди, чайник поспел!

А Вася отвечает:

— После, мама, некогда!

Мама рада. Она усмехается: Василёк-то взялся за ум, наконец! Дело будет!

А Вася-Василёк, не отрываясь от книжки, говорит:

— Мама, сегодня я попозже из школы приду.

— А что?

— А мы у Берки будем уроки готовить.

— Это кто такие «мы»?

— Мы — я, Берка, Залкинд…

— Вам бы лучше здесь собраться.

— Нет, здесь мы на той неделе будем!..

Вася стал прилежным учеником. Он с охотой занимается. Он полюбил учебу, и она его «полюбила».

А когда закончился учебный год, Вася получил заветные отметки: «хорошо», «очень хорошо», «отлично».

Вот уже пять дней, как начались каникулы, и Вася гуляет на воле.

Он радуется свободе, раннему лету, солнечным дням.

Дни теперь такие длинные-длинные: можно часами бегать, играть, купаться, и еще остается много времени. И Васе все чудится, будто все — и трава, и деревья, и птицы, и ветер (каждый на свой лад) — шепчет ему про заветные отметки ученика четвертого класса Василия Мукомола: — Хорошо, очень хорошо, отлично, Вася-Василёк!..

— Зима нынче легла замечательная! — сказала мама.

— Да, — ответил папа, — зима отличная!

Мишка не мало удивился: как это — отличная зима? Разве бывает зима отличная или удовлетворительная? Везде снег, стужа, ребята катаются на коньках, на санках… Что ж такого, каждую зиму так бывает. Летом зато можно ходить босиком, в одних трусах, купаться, нырять, о чем теперь даже — брр!.. — страшно подумать!..

Он собрал книги и отправился в школу. Что такое? На лестнице — тихо, в коридоре — тихо, в классах — тихо, вся школа какая-то тихая! Ни души нигде — только уборщица. Она с удивлением посмотрела на Мишку. Миша хватился: гляди-ка, не выходной ли сегодня?

— Ну да, выходной! — засмеялась уборщица.

Вот так штука! Такого с Мишкой не случалось. В выходной он притащился в школу — с карандашами, с книгами, с тетрадями! Он сам над собой посмеялся, потом вышел на крыльцо, и вдруг — остановился. Какой снег! Какой пушистый снежище повалил! Белый-белехонький — глазам больно! Мишка зашагал по снегу. Ему ни капельки не холодно, ему тепло, хорошо, ему весело!.. Он замедлил шаг, и снег, будто глядя на Мишку, тоже пошел тише. Везде — светло, чисто, бело, народу мало. А снег падает и падает, будто легкая кисея опускается на землю. Нет, не кисея, а будто кто-то щиплет вагу и пускает ее комочками: вата-вата, пух-пух…

Нет, не вата! Вата, она не тает, она мохнатая и сухая, а снег — он тает, и вкусный какой! Мишка высовывает язык. Холодные снежинки тают на языке. Какая там вата, это — мороженое, настоящее сливочное мороженое!..

Но вот и Мишкин дом. Только Мишке неохота идти домой. На улице лучше. Мишка задумался, глядя на снег, и вдруг — трах! — снежок в спину!

Кто? Он обернулся. А Маринка кинула снежок и спряталась за угловым домом. Если б не громадные братнины сапоги, которые Маринка обула на босу ногу, ее ни за что бы не найти. Но Мишка увидел — из-за угла торчат носки.

Он кинул сумку наземь и стал тихонечко подкрадываться к Маринке. Носки зашевелились, Маринка выглянула, засмеялась и, недолго думая, давай закидывать Мишку снежками.

— Ах, ты так! — разгорячился Мишка. И тоже давай швырять снежок за снежком.

Мишка и Маринка забыли обо всем на свете. Щеки у них запылали. Они без конца хохочут и без устали нагибаются за снежками.

Вдруг, откуда ни возьмись, примчалась Кнопка — Мишкина дворняжка. Она забегала, засуетилась.

— Кнопочка, ко мне! — закричала Маринка.

Кнопка, барахтаясь в снегу, побежала к Маринке.

— Кнопка, — строго позвал Мишка, — куда пошла! Ко мне!

Кнопка повернула к Мишке.

Она забегала с веселым лаем от Мишки к Маринке, от Маринки к Мишке, виляя хвостом и от всей собачьей души радуясь зиме.

А снег сыплет и сыплет, а ребята все резвятся и резвятся! Потом Маринка запыхалась и сказала:

— Хватит снежками, давай лучше человеков в снегу делать.

— Каких человеков?

— А вот каких, смотри!

Она подошла к Мишке и вдруг — как толкнет его в сугроб. Мишка с хохотом повалился, вскочил, а она опять его — в сугроб; он еще вскочил, а она опять его… И каждый раз в снегу отпечатывался «человек».