Ицик Кипнис - Моряк [Рассказы]

Маринка развела руками:

— Ой, сколько человеков!

И вдруг — бух в сугроб! Это Мишка ее толкнул за то, что она его толкала. И от Маринки тоже в снегу отпечатался замечательный «человек» — в сапогах, руки расставлены.

— Руки у него, — сказал Мишка, — коротенькие.

— Нет, руки впору, — сказала Маринка, — ноги очень чересчур длинные.

А Кнопочка понюхала «человека» в снегу, помахала хвостиком и два раза пролаяла — значит, «человек» ей понравился!

А Кнопочка понюхала «человека» в снегу…

Вдруг откуда-то Маринкина мама закричала на всю тихую, белую, пушистую улицу:

— Маринка-а! Ты где пропада-аешь? Домой пора!

Маринка убежала. Мишка и Кнопка остались с носом. Какая она нехорошая, Маринка, — даже не сказала «до свидания»! Правда, Кнопочка?

Но Кнопка тоже убежала — за Маринкой. Тогда и Мишка поплелся домой. Прошел двор, поднялся на крылечко, стряхнул с себя снег и только собрался, как всегда, переложить книги в левую руку, как вдруг хватился: а сумка?!

Миша испугался. Упустил сумку! Он скорей побежал на то место, где они с Маринкой играли.

А там все чисто, гладко, покрыто ровным снегом: ни сумки, ни книг — ничего!

Как же быть? Мишке стало холодно.

За воротником мокро, ногам сыро, руки озябли, и в кончиках пальцев так щиплет. Скорей бы домой, в тепло, поесть бы чего-нибудь! Книги совсем еще были целехонькие. И сумка новая, недавно купленная.

В глазах у Мишки — слезы. Понурив голову, голодный, холодный, он добрался до дому. На лесенке он споткнулся — что такое путается под ногами? Он посмотрел — Кнопочка!

Мишка вытер глаза, нагнулся, видит — у Кнопочки в зубах тесемочка, а за тесемкой тянется что-то большое, серое.

— Сумка! — вскричал Мишка, — моя сумка!

А Кнопка радёхонька. Она ласкается к Мишке, и, видать по глазам, ей хочется сказать: «Что ж ты, Миша, думал, я так и оставлю на снегу сумку своего приятеля!»

Мишка гладит Кнопку, обнимает, прижимает к себе, теребит за уши, за хвост, за лапы:

— Хорошая ты моя Кнопочка! Умница ты моя! Ум-ум-ум-ница!

Мише опять тепло, Мише снова весело. Он взбежал на крыльцо, затопал сапогами: «А ну, снег, долой с моих ног!» — затарабанил в дверь кулаком: «Бух-бух, распахнись-откройся дверь!»

— Что за грохот? — закричали за дверью. — Что за гром? Кому там не терпится?

— Мама, — закричал Мишка, как только дверь приоткрылась, — какая зима!

Но это вовсе была тетя, а не мама. Миша на ходу снял пальтишко, бросил на стул сумку и помчался по всем комнатам искать маму. Надо же ей рассказать, какая нынче удивительная, замечательная зима!

Отличная зима! Отличница-зима!..

Настало веселое, теплое лето. Мишка, Гришка да Мушка целыми днями резвятся на воле.

У Мишки — бабушка. Она старенькая и любит ворчать на Мишку. Если за дело — Мишка терпит, слушает, а если зря, ни за что, ни про что, — тут уж Миша себя в обиду не даст, за словом в карман не полезет!

С улицы посмотреть, — можно подумать, будто Гриша и Миша живут в одном доме. Но это только так кажется. На самом деле у них дома разные, только крыша одна. И дворы разные. И жизнь разная. У Гришиной мамы сегодня, скажем, щи из овощей, у Мишиной бабушки — суп перловый. Гришина мама сегодня, примерно, суетится у печки, гремит кастрюлями, горшками, а Мишина бабушка сидит тихонько в уголочке и седые свои волосы расчесывает… Разная жизнь, разные обычаи! Но Гриша и Миша все равно приятели и поминутно бегают друг к другу.

А Мушка — это собака. Артельская.

На Мишкином дворе, надо вам сказать, работает артель овчинников. Они овчины выделывают, которыми тулупы кроют.

Там у них весело, на Мишкином дворе. С раннего утра до позднего вечера кипит работа в артели.

Вот Мушка и пристала к этой артели. Артельщики вовсе не думали обзаводиться собакой. Им вовсе нужна была лошадь, а не собака.

Они и купили лошадь… Сначала они купили Рыжего — жеребца. Потом они его обменяли на Белую — лошадку. Но Белая оказалась ленивой до невозможности. Тогда они ее продали и опять купили Рыжего, только не того, а другого, потемней. Это был добрый конь — всем вышел: и сильный, и статный, и резвый, с длинной гривой и тонкими ногами. На нем сам председатель артели ездит — товарищ Мейер.