Евгений Коковин - Экипаж боцмана Рябова [Рассказы и повести]

— А ты?

— Что я?

— Ты плавать умеешь?

— Я немного умею. Осипов научил. А у нас на острове плавать умеют только русские. Они на Большой земле купались, научились плавать. У нас купаться плохо, холодно. А дядя Осипов купается и в Медвежьей губе. И я купался.

Наташа удивилась: жить на острове, среди воды, океана — и не уметь плавать!..

— Мы с тобой тоже будем здесь купаться и плавать. Я не боюсь холодной воды.

Илюша недоверчиво посмотрел на девочку.

В это время Василий резко повернул упряжку на реку.

— Э-гхэй! Илюха, держись! — крикнул он и что есть духу погнал упряжку через реку.

— Э-гхэй! — крикнул и Илюша и взмахнул хореем. — Наташа, держись!

Олени ворвались в воду и в несколько минут вброд пересекли реку. Василий и Илюша тоже бежали вброд. Сказочник и девочка плыли на нартах, защищаясь от воды шкурами.

— Водный рубеж преодолён победно! — сказал Поморцев, отряхиваясь от воды.

Островная тундра была полна птиц. Куропатки взлетали из-под копыт оленей передней упряжки. Птичий гомон царил над озерками, мимо которых мчались олени. Маленькие пичуги стригли воздух, кружились над упряжками, взмывали в небо и там, в высоте, исчезали. Наташа ещё никогда не видела столько птиц, не слышала такого птичьего разноголосья. Как всё это было далеко от того, что описывалось в книгах: от «белого безмолвия», от айсбергов и ледяных пустынь, от снежной пурги и морозных штормов.

— Илюша, ты читал Джека Лондона? — спросила Наташа. — Здесь тоже Заполярье, Арктика, а всё не так, как у него.

Илюша усмехнулся.

— Ты останься здесь на зиму, — сказал он, — тогда увидишь и побольше, чем у Джека Лондона. Бывает, из дому не выйдешь. Ветер с ног сшибает. Темень. Люди ходят — за канаты держатся, а то и ползком. Снегу до крыши наметает. В такую пору одному в тундре или в море — верная гибель.

— И погибали?

— У-у, ещё сколько! Теперь меньше — всё-таки радио, вертолёты, самолёты, спасательные отряды. А раньше много погибало — терялись в тундре, замерзали, разбивались, тонули. А моего дедушку на охоте морж погубил — бивнем лодку раздробил.

Передняя упряжка повернула на запад, потом на юг.

— Теперь домой, — сказал Илюша. — Накаталась? Хорошо?

— Саво! — с улыбкой ответила Наташа. Она вчера узнала это ненецкое слово «саво» — «хорошо».

Реку больше переезжать не пришлось. Василий довёл упряжки на запад почти до её истока, где река начиналась узеньким и совсем мелким ручейком.

Не доезжая до посёлка, он остановил оленей.

— В этом месте наши всегда останавливаются, — тихо сказал Илюша. — Здесь могила Ивана Хатанзея, первого председателя островного Совета. Его убили враги.

Он соскочил с нарт и пошёл к передней упряжке. Наташа поспешила за ним.

На прибрежной сопке стоял невысокий памятник, вытесанный из камня.

Степан Егорович снял шляпу. Откинули савы — капюшоны — Василий и Илюша. На памятнике Наташа прочитала:

«Иван Хатанзей. Погиб от рук врагов Советской власти».

А вечером дома Степан Егорович рассказал историю Хатанзея.

Слово «революция» на далёком заполярном острове впервые произнёс не кто-нибудь, а царский чиновник, грозный посланец архангельского губернатора. Впрочем, новое для ненцев слово он не произнёс, а почти прорычал:

— Бунт! Р-р-революция!.. Я тебе покажу, смутьяну! Сошлю!

Ссылать человека с этого острова, пожалуй, было уже некуда, разве только на Северный полюс или на тот свет.

Угроза относилась к молодому ненцу-охотнику Ивану Хатанзею. Но Иван Хатанзей Северного полюса не боялся, хотя там в те времена ещё никто не бывал. А на тот свет ему, двадцатилетнему, было рановато. Вообще ни о ссылке, ни о смерти он не думал, когда, по наивности, спокойно и прямо в глаза заявил чиновнику:

— Твоей церкви нам не нужно!

С Большой земли на остров привезли часовню. Вот почему так сказал молодой Хатанзей. Со своими старыми деревянными идолами-божками ненцы обращались вольно. В добром настроении они угощали божков салом, а рассердившись, могли побить, особенно если перепадала сярка-другая — стаканчик водки, которую привозили русские купцы. Потому и к христианскому богу многие ненцы особого уважения не испытывали.

А Иван Хатанзей знал, что бога нет. Об этом ему ещё в прошлые годы часто говорил Степан Егорович Поморцев. Да и сам Иван Хатанзей не раз убеждался, что от молитв толку ни на грош. После молитв никаких особых удач ни на охоте, ни на рыбном промысле не было. Зато бывало и так: и не помолится Иван, а в чум вернётся с богатой добычей.