Николай Жданов - Морская соль

— Встать! — раздалась команда.

Старшие уже вышли из-за стола и строились в две шеренги.

Дуся жадно следил за их правильным, чётким строем.

— Напра-во! — послышалась команда.

И тут Дуся заметил, что позади всех, отступая на два шага от общего строя стоит высокий нахимовец, странно хмурится и глядит всё время в сторону.

— Кто это? — шёпотом спросил Дуся у Тропиночкина.

— Тише! — зашипел на них Колкин. — Это двоечник по дисциплине. Видите, у него даже погоны сняты. Он и ходит сзади всех, пока не исправится.

В это время двоечник повернулся в их сторону. Лицо у него было насупленное, а тёмные глаза смотрели на Дусю внимательно и печально.

— Разобраться по четыре! — крикнул Колкин.

Новички стали быстро строиться.

А старшая рота уже двигалась впереди них по дороге. Дуся, сразу посерьёзнев, смотрел вслед шедшему позади всех двоечнику. «Наверное, ему тяжело теперь», — думал Дуся, стараясь шагать в ногу со своими новыми товарищами.

До начала учебного года оставалось менее двух недель, и у новичков на это время не было никаких других обязанностей, как только познакомиться друг с другом да привыкнуть к распорядку и новым условиям.

К концу дня Дуся довольно ясно представлял себе расположение лагеря, узнал от других новичков, в какой стороне море и где стоят крейсеры; один мальчик залезал на высокое дерево и сам отлично видел их оттуда.

Этот мальчик сразу понравился Дусе. Он был очень живой, ловкий, на его смуглой весёлой рожице умно и лукаво поблёскивали узенькие чёрные глазки. Все звали его Япончик. Но он сказал Дусе, что на самом деле он совсем русский, и даже офицер-воспитатель капитан-лейтенант Стрижников запретил ребятам так его называть. Правда, они всё равно называют, потому что очень похож, и он вовсе не обижается.

— Вот посмотри: так я ещё похожее, — сказал Япончик.

Он сел на кочку, ловко подобрал под себя ноги и, откинув в сторону локти, пальцами рук оттянул кожу у себя на висках. От этого глаза у него сделались совсем узенькие, и так как он ещё немного покачивался, то стал совершенно похож на игрушечного японского божка.

— Здорово! — изумился Дуся. — Научи меня так.

— У тебя не выйдет, — сказал Япончик, поднимаясь с земли. — У тебя лицо совсем не такое.

Япончик всё знал и охотно делился самыми ценными сведениями. Так, он сообщил, что мичман Гаврюшин, тот самый, с которым Дуся и Тропиночкин прибыли в лагерь, оказывается, был не раз в самых дальних плаваниях и даже обошёл на корабле весь земной шар.

— Он даже был в Сингапуре! — сказал Япончик. — И в Аргентине!

— В той самой? — спросил Тропиночкин. — «Где небо южное так сине…»?

— Конечно! — тотчас подтвердил Япончик. — Он был в Рио-де-Жанейро и в Буэнос-Айресе. А уголь они брали в Порт-Саиде. Это на краю карты, у конца полушария… Не веришь?

Но Дуся ничего не ответил. Он был смущён. Почему-то именно эти географические названия: Порт-Саид, Рио-де-Жанейро, Сингапур — всегда волновали его. Они были такими далёкими и такими заманчивыми, что казалось невероятным увидеть человека, который когда-либо был там. Он был уверен, что такой человек должен и выглядеть по-особенному, не как все люди. А мичман Гаврюшин ехал с ними на грузовике как ни в чём не бывало. Ходит в поношенном кителе, и никто даже не догадывается о том, какой это удивительный человек.

— Это верно, Япончик? — спросил он. — Почему же он… — Дуся невольно замялся, подыскивая слово.

Но Япончик сразу его понял.

— Потому что он скромный, — сказал он. — А вот «папа-мама» — храбрый.

— Это кто «папа-мама»? — не понял Дуся.

— Как, вы разве не знаете? — удивился Япончик. — Это капитан-лейтенант Стрижников наш «папа-мама». Все ребята его так зовут между собой, только он ещё не знает. А может быть, и знает, но всё равно не сердится. Это ведь доброе прозвище, правда? Его все ребята любят — он настоящий моряк, обстрелянный!

По дороге в лагерь в кустах у спортплощадки они случайно заметили ежа. Дуся тронул его палочкой, и ёж сразу свернулся в клубок. Ребята долго возились с ним.

— Отнесите его в живой уголок! — сказал подоспевший Стрижников.

— Разрешите, мы с Парамоновым отнесём, — вызвался Тропиночкин.

— Добро, — сказал «папа-мама».

Живой уголок помещался на террасе маленького домика у озера. Сквозь высокие стёкла окон сюда в обилии проникал дневной свет, но было душно, пахло вялой травой и тиной.

Тропиночкин распахнул окно, извлёк из-под стола пустой фанерный ящик, бросил туда захваченный из лесу мох и, стараясь не уколоться, водворил в ящик ежа. Потом Тропиночкин показал Дусе змею в банке со спиртом, гнездо осы, моллюсков-прудовиков, гусеницу, хромую сороку.