Виталий Бианки - Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки

Я так перепугался, что и с табуретки полетел. При этом спички выпали у меня из рук и рассыпались по полу.

Я поднялся на ноги. Потираю ушибленную коленку и спрашиваю самым добрым голосом:

— Ты что, Лаюшка, что с тобой? Ты не думай: я всего только одну спичку возьму, остальные все бабушке останутся. Мне только костёр разжечь.

Лай слушает и молчит. Шерсть у него на загривке улеглась и зубы под губой скрылись.

Но только было я потянулся к спичкам, — вот уж предо мной опять волчья пасть! Губы сморщены, белые клыки оскалены,

Я скорей от него в дальний угол.

Тогда Лай лёг и голову на лапы положил. Опять мой добрый, хороший Лай.

Я стал ему говорить, что, ладно уж, я не буду костра делать, — я только спички соберу и на место их положу, а то бабушка увидит, — горячих задаст… Долго его уговаривал, ласковыми именами называл.

Он весело на меня смотрит, даже хвостом виляет. Но чуть я к спичкам, — у него сразу глаза злющие делаются, зелёным огоньком зажгутся — и губа поднимается.

Так и не подпустил меня к спичкам до тех пор, пока бабушка не пришла.

Ну, и, конечно, было мне за это дело от бабушки — ой-ой! До ночи на стул не садился.

— Так и знай раз навсегда, — сказала бабушка, — у Лая дружба дружбой, а служба службой. Коли тебе сказано — «нельзя!», — так и не думай делать: всё равно Лай не даст.

В том-то и был весь фокус: ведь бабушка, когда я к спичкам тянулся, всякий раз говорила мне: «Нельзя!» А Лай это слово отлично знает.

Теперь-то всё просто объясняется, а маленький я ничего такого понять не мог. Вот и думал, что Лай вроде бабушки. Думал, — он глядит за мной и боится, как бы я избы не спалил.

Так он меня напугал, что после этого случая я при нём не только делать, — даже думать плохое что-нибудь и то боялся.

Прятки — или по-нашему, по-новгородски сказать: хоронушки, — игра не одним людям — всему свету известная. Лесом идёшь, — много глаз на тебя глядит, за каждым шагом твоим следят. А ты и не видишь, кто с тобой в прятки играет.

Не дале, как прошлой осенью, один случай был у нас в колхозе.

Вечером затеяли пятеро наших ребятишек — Ваня, Маня, Таня, Паня и Саня — игру у сенного сарая. Им бы спать пора ложиться: сумерки уж начинаются. Ребятишки-то все мелкие, — долго ли до беды!

Как водится у нас, стали в круг, каждый свои два кулачка перед собой выставил. Сосчитались:

На кого «мяк» выпадет, тот один кулачок убирает.

Потом по второму разу считаются, по третьему, — пока у последнего один кулачок не останется. Этому, значит, водить.

Водить выпало Ване.

Ваня взял палочку-выручалочку, стал носом к стенке сарая, локтем глаза себе закрыл. Стоит — выкрикивает:

Когда всё до конца выкрикнул — палочку к стене приставил и поскорей обернулся.

Ребятишки давно успели схорониться — кто куда. Никого нет. Только — глядь! — будто чьи-то босые ноги — брык! брык! — под сарай лезут, под дальний угол. И пропали там.

— Вижу, вижу! — закричал Ваня — и бегом к тому углу.

А в это время из-за другого угла сарая — Таня с Паней, а из-под куста — Маня. И к палочке-выручалочке.

Стук, стук, стук! — и все трое «дома».

Ну, да Ваня на них только рукой махнул: пускай! Одного-то он приметил, — уж этот от него не уйдёт.

Добежал до угла.

— Вылазь! — кричит в дыру под сараем. — Вылазь, Санька, вижу!

Сам, конечно, ничего не видит, потому что под сараем яма, а в яме темно. Да ведь чьи-то ноги под сарай лезли? Лезли. Чьи же, как не Санькины? Девчонки уже все «дома».

А тут сам Санька выскакивает в стороне из канавки — и бегом к палочке-выручалочке.

Надо бы и Ване скорей к ней, — чтобы первому постучать, — да он растерялся.

Как же так: ведь Санька под сараем сидит!

И Ваня ещё раз крикнул в дыру:

— Вылазь, Санька! Всё равно — вылазь!

Девчонки так со смеху и покатились.

А Саня уж у палочки — стук, стук стук! — и кричит:

— Вот он — я! Води-ка в другой раз.

Тут Ваня опомнился.

А от угла не идёт.

— Ребята, — говорит, — тут что-то не так. Тут с нами ещё кто-то в хоронушки играет. Вот сюда залез, — я своими глазами видел.

Ребятишки к нему.

Он стоит белый, как берёза, глаза большие, и шепчет: