Виталий Бианки - Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки

— Напугаешь их!.. — кряхтит Дед Мороз. — Заяц и тот нынче страх потерял. И что ты сделала им такое, что все тебя славят, с ума посходили?

Улыбнулась красавица Весна:

— А ты сам их спроси, чему они радуются.

Заиграла песню и с песней полетела над лесом, над лесом в зелёной дымке.

Отыскал Дед Мороз Зайца:

— Ты чему рад?

— Весне, Дедушка. Рад теплу, солнцу рад, травке шёлковой.

Ведь всю зиму зелёного росточка не видел, все осинки ободрал, горькую кору глодал. А травка-то сладенькая. Отыскал Дед Мороз Косача:

— Ты чему рад?

— Рад я крылья поразмять, удаль-силу показать. Чуф-ши! Чу ерши! Красны брови горячи, круты крылья хороши.

Отыскал Дед Мороз Медведя:

— А ты чему рад?

Медведь застыдился, лапой закрылся, шепчет:

— Цветочкам я, Дедушка, рад…

— Ох-ох, насмешил, ох, распотешил! Красным девушкам впору цветам радоваться, не тебе, косолапому. Веночки из них, что ли, плести будешь? Я тебе — хочешь? — мешок цветов накидаю, всю землю ими покрою. Все беленькие — один к одному.

И ну трясти рукавом. А из рукава у него снежинки, снежинки, снежинки, — и закрутилась метелица хлопьями.

Медведь говорит:

— Нет, старик! Твои цветы мёртвые. Не пахнут они и глаз не радуют. А у Весны-красавицы каждый малый цветочек — радость светлая, каждый счастье сулит. Ты придёшь — зиму лютую с собой приведёшь. А Весна идёт — красно лето за собой ведёт. Каждый малый цветочек её мёд в себе копит, каждый летом ягоду нам обещает.

Помолчал Медведь и опять лапой закрылся.

— А мы, — шепчет, — медведи-то, ба-альшие сластёны! Я зимой в берлоге сплю, снег да лёд надо мной, а сны мне всё про сладкое снятся, про мёд да про ягоды.

— Ну, — сказал Дед Мороз, — коли уж ты, лохматый, о сладком мечтаешь, так мне и впрямь у вас делать нечего.

Рассердился и ушёл так далеко, что скоро Заяц, Косач да Медведь и совсем о нём забыли.

Когда я в первый раз увидел Лая, я подумал, что он волк. Ростом он с волка, и уши у него торчком, как у волка, и масти он серой, волчьей. Только толстый хвост лежит у него на спине кренделем. Но я тогда был маленький и не знал, что такой хвост бывает только у лаек, а у волка он висит книзу тяжёлым поленом.

Бабушка объяснила мне, что Лай — волчий пёс: отец и мать его — сибирские лайки, а дед был настоящий волк. Потом бабушка стала рассказывать мне, какой Лай умница, какой он верный и добрый друг. На охоте ему цены нет и дома тоже. Бабушка рассказала мне всю его жизнь.

Мой отец был сибиряк, охотник и зверолов.

Однажды зимой он шёл тайгой и вдруг слышит, — человек стонет» Отец подошёл к кустам, откуда слышался стон, и видит: лежит не снегу лось. Мёртвый. А за кустами шевелится человек, хочет подняться — и не может, стонет.

Отец поднял человека и отнёс его в свою избу — юрту. Там он и бабушка ухаживали за раненым, пока тот не выздоровел.

Человек этот оказался звероловом народа манси. Народ этот живёт в Сибири, за Уралом. Манси высокие, стройные, горбоносые и все отличные охотники, отлично знают повадки зверей и птиц. Но вот этот человек погорячился — и чуть не погиб.

Он подстрелил лося. Зверь упал, вздрогнул всем телом и затих. Манси не посмотрел, что у лося уши прижаты к голове, и подошёл к нему. Вдруг зверь приподнялся и с такой силой ударил его передними ногами, что охотник перелетел через кусты и, как чурка, упал в снег. Страшные копыта сломали ему два ребра.

Расставаясь с отцом, Сидорка (так звали манси) сказал:

— Ты спас мне жизнь, — чем отплачу тебе? Приходи ко мне через месяц. У меня лайка есть волчьей крови. Скоро у неё будут щенки. Дам тебе, которого сам захочешь. Будет тебе верный друг. И ты ему будь друг. Вдвоем вас никто не одолеет.

Отец приехал к нему через месяц. У лайки было шесть маленьких, ещё слепых щенков. Они копошились в углу юрты — чёрные, пегие, а один — серый.

— Теперь гляди, — сказал Сидорка, положил всех щенят в полу своего полушубка, вынес за дверь и кинул в снег. Дверь в юрту оставил открытой.

Щенки барахтались в снегу и пищали. Мать рвалась к ним, но Сидорка держал её крепко. Она звала своих детей.

Скоро один из щенков — серый — показался на пороге юрты, перевалился через него и — слепой — уверенно заковылял к матери.

Прошло несколько минут, пока явился второй. За ним третий, четвёртый, — все шесть щенков нашли свою мать. Она слизала с каждого снег и спрятала всех под свой тёплый пушистый живот.

Сидорка закрыл дверь в юрту.