Герман Матвеев - Новый сорт

Всё происходило очень слаженно, без слов, в полной тишине.

Петр Захарович попрощался с рабочим и, оттолкнувшись, сел в лодку.

— Счастливо, товарищи! — донеслось пожелание с берега.

Последний раз Ваня смотрел на город.

Как круто повернулась его жизнь! Где они пристанут? Что его ждет впереди?

Рассохшаяся за зиму лодка начала протекать. Приходилось всё время отливать воду.

Несмотря на холод, Ваня дремал. Сказывались усталость и напряжение дня. Ритмичный скрип уключин и всплески весел убаюкивали.

В темноте ему казалось, что силуэты деревьев и кустарников плывут им навстречу.

Не в силах бороться со сном, он прислонил голову к борту и вдруг точно провалился в темноту.

В лодке оказалась солдатская шинель, и Прохор заботливо укрыл ею ребят.

Ваня проснулся будто от толчка.

Светало. Лодка плыла по открытому месту. С одной стороны черные пашни, с другой — светлозеленые луга.

Ваня никак не мог сообразить, где он находится и что с ним случилось.

— Проснулся? С добрым утром, Иван Степаныч, — громко сказал Петр Захарович. — Здорово же ты спал.

Ваня выпрямился и смущенно улыбнулся.

Оглядевшись, вспомнил происшествие вчерашнего дня.

Итак, они далеко от города. Сердце мальчика больно сжалось. «Как-то там дед с матерью? Не случилось ли чего с ними?» Сбоку застонал Гриша.

— Ты что, Трубач?

— Не буди. Скоро приедем и станем его лечить, — сказал Максим Савельевич.

Они с Петром Захаровичем сидели за веслами, а Прохор за рулем. Остальные спали.

Поля кончились. Река сделала крутой поворот и словно спряталась в густом лесу. По берегам сплошной стеной поднялись высокие деревья. Стало холодней. Кое-где лежал еще снег.

— Шарапинские леса, — заметил Максим Савельевич. — Поглядывай, Прохор, как бы на топляк не наскочить.

Верхушки деревьев осветило солнце, а внизу стало темней. Со стоном проснулся Гриша.

— Ты что, Трубач? Болит?

— Не знаю. Онемело всё и стянуло.

— Рукой не шевели, — сказал Петр Захарович и, обращаясь к Максиму Савельевичу, спросил: — Скоро приедем?

— Скоро. Километра три осталось, а по прямой ближе.

Река сильно петляла, круто поворачивала то в одну, то в другую сторону и, по расчетам Вани, они за ночь уплыли километров за двадцать, не больше. Про Шарапинские леса он знал из рассказов взрослых. Сюда ездили из города зимой охотники за зайцами, а летом, за грибами.

Лес так же неожиданно кончился, как и начался. Открылась панорама большого села Шарапино, в котором размещался колхоз «Путь Ильича», входивший уже в партизанский край.

Появление лодки на реке вызвало смятение. Женщины, работавшие на, поле, приложив ладонь ко лбу, смотрели на плывущих. Несколько ребят, Ваниного возраста, побежали к домам. «Предупредить», — подумал Ваня.

Он ждал, что сейчас выйдут партизаны, вооруженные гранатами, пулеметами, но никто не появлялся.

Когда лодка причалила к песчаной отмели, подошли две молодые девушки и молча уставились на прибывших.

— Ну что, Шура… не ждали? — с усмешкой спросил Максим Савельевич.

Девушка от удивления хлопнула себя по бедрам.

— Савельич! — воскликнула она. — Да что с вами сделалось! Не признала ведь.

— Удивительного ничего нет. Я с того света вернулся.

— И верно, с того света. Мы уже вас похоронили.

— Сбегай, красавица, до начальника. Скажи: пополнение прибыло. Здесь он?

— Здесь, а только притаились, как вас завидели.

Как потом узнал Ваня, разведка давно сообщила в Шарапино о плывущей лодке, и партизаны приняли меры для встречи.

Девушка убежала в село, а беглецы вылезли на берег.

Скоро на дороге появилась группа мужчин. Они свернули и прямо по полям направились к лодке.

— Вот и начальник!

Чем ближе приближалась группа, тем сильней билось Ванино сердце. Начальник! Который же из них начальник? Впереди шел Николай Павлович, такой же бородатый и просто одетый, каким он был у них последний раз.

Ну, конечно, он начальник! Предположение Гриши было правильно.

Максим Савельевич пошел навстречу, по-военному взял под козырек и начал докладывать.

Так неожиданно сбылось желание ребят.

Они попали к партизанам.

Черенки погибали. Ваня хранил их в подвале под избой и часто смачивал мох, которым были обложены срезы, но время уходило, а ни одной яблони в селе он не нашел.