Николай Вурдов - Робинзоны студеного острова

— Больные имеются? Прошу выйти из строя.

Никто не шагнул вперед.

— Предупреждаю, ребята, — строго сказал Грозников, — это последняя возможность вернуться в Архангельск. Потом уже будет поздно.

После этого Алексей Андреевич со списком в руках стал вызывать ребят из строя. Названные делали шаг вперед, Грозников внимательно, изучающе всматривался в каждого и кивком головы разрешал перейти, на «Авангард».

Погода к этому времени установилась тихая, море покрывал густой, низкий туман.

Капитан Замятин решил, что это самая благоприятная погода для отхода.

Оказалось, что он не ошибся.

Уже в Архангельске мы узнали, что судно прошло в полутора-двух километрах от фашистской подводной лодки и осталось незамеченным. Роковая встреча не состоялась.

Но встречи с фашистским стервятником избежать не удалось.

Три захода над судном сделал вражеский самолет, и был встречен огнем пулемета, из которого стрелял штурман Антуфьев.

Фашист убрался восвояси.

Впоследствии капитан Замятин удивлялся: как это «Зубатка» выдержала бешеные обороты машины и резкие развороты?

И все же выдержала!

С уходом «Зубатки» последняя связь с родным городом оборвалась. Мы остались, чтобы жить и работать в суровом, неласково встретившем нас Заполярье.

Погода между тем ухудшалась. Подул порывистый ветер и нанес темных дождевых туч. Заходили волны, заскрежетала в клюзе якорная цепь.

Вторую и нашу, третью, бригады перевели на «Азимут». «Авангард» пошел высаживать на место промысла первую и четвертую бригады.

На «Азимуте» было только два маленьких кубрика. Посредине каждого проходило основание мачты, а по бокам располагались двухъярусные деревянные койки, всего человек на шесть.

Саня Потапов, Петя Окулов и несколько их друзей первыми ринулись в кубрики, заняли места на койках и закрылись изнутри. Всем остальным пришлось устраиваться на ночь на своих матрацах прямо на палубе, укрывшись от дождя большим брезентом.

Как тоскливо было лежать под брезентом и прислушиваться к сердитому, надоедливому ропоту дождя, а еще тягостнее — слышать надрывный плач ветра в вантах старого парусника. Плач то затихал, напоминая обиженный скулеж побитой собачонки, то превращался в дикий, исступленный вой. Холодно становилось на душе. И каким милым, желанным представлялся родной дом в Архангельске. Но до дома было так далеко.

«Хорошо Потапову да Булке в кубрике. Как буржуи расположились». «Пользуются моментом. Знают, что Петрович и Яша на «Авангарде» уехали», «Там еще человек десять могли бы поместиться», — недовольно ворчали ребята.

— А чего мы на них смотрим? — возмутился Толя Гулышев, вылезая из-под брезента и решительно поднимая воротник пальто. — Пошли, ребята, «буржуев» уплотнять.

Он решительно забарабанил в дверь кубрика.

— Так тебе они и открыли, — засомневался кто-то.

— Ничего, заставим! — с угрозой в голосе возразил Толя.

К нему подошли еще несколько человек. Дверь заходила ходуном под дружными ударами рук и ног.

Но вот она открылась, Саня Потапов стоял, загораживая вход.

— Куда прете, — сердито кричал он, — у нас все забито.

Толя довольно бесцеремонно оттолкнул его в сторону и полез вниз, за ним загрохотали другие.

Да, действительно тесноват был старый матросский кубрик. Все койки в нем были заняты, но на полу могли разместиться еще человек десять, не меньше.

— Пошлем сюда самых младших, — решительно заявил Толя.

— Да тут и так уж дышать нечем, — запротестовали с коек.

— Ничего. Никто не задохнется. Вы только дверь в кубрике оставьте открытой, — успокоил их Толя.

Ваня Чесноков, Гена Перфильев, Арся Баков и еще несколько ребят с радостью переселились в кубрик.

На другой день мы с нетерпением ждали прихода «Авангарда», но увидели, что к нам направляется большая деревянная дора. На палубу поднялись трое в фуфайках, высоких сапогах, оленьих шапках.

Мы окружили их, с любопытством глядя на местных жителей. Они тоже с интересом смотрели на нас.

— Здравствуйте, ребята! — поздоровались гости.

— Здравствуйте! — вразнобой ответили мы.

Один из промышленников, высокий дядя с широким простодушным лицом, выступил вперед и замялся, не зная, как начать разговор.

— Придется вам сообщить неприятное известие: кто-то побывал в гагачьем заповеднике, — он указал на небольшой пологий остров недалеко от нас, — убил несколько гаг, разорял гнезда. Если не знаете, то знайте, что гагу бить запрещено. Нельзя трогать и яйца ее. Гагачий пух ценится на вес золота. На первый раз предупреждаем вас, ребята, а то придется очень крепко поссориться. Мы с вами теперь близкие соседи, — заулыбался промышленник, — а соседям ссориться — последнее дело.