Юрий Хазанович - Свое имя

— Вот и всё. Теперь мне спокойнее, теперь и ехать можно… Только смотри не возгордись, нос не задирай и мать слушай. Приеду, отчет с тебя спрашивать буду…

Не успел отец выйти из комнаты, как свист повторился. Теперь он звучал громче, острее, требовательнее, Алешка! Он здесь, он не уехал!..

Было уже темно. Неяркая дворовая лампочка скупо освещала часть двора.

У калитки стоял Алеша; Жук бил его по ногам пушистым хвостом. Увидев Митю, Алеша двинулся к нему. Взгляд его исподлобья был грозен.

— Как это называется? — озлобленно прошептал он. — Предательство!

— Постой, не горячись. Я не успел тебя предупредить…

— Вот как! — Глаза его блеснули сухо и злобно. — Все ясно!

— Слушай, Алешка, не то мы с тобой затеяли, — торопливо заговорил Митя, боясь, что друг оборвет его. — Дурость это, честное слово! Ты только пойми: Самохвалов Миша — кочегаром на паровозе…

— Хватит, — насмешливо отрубил Алеша. — Сагитировали. Я, как дурак, приперся на станцию, почти договорился с одним сержантом. Мировой парень, обещал пристроить, даже подарил пакетик гречневой каши. Спрашивает: «Где же твой дружок?» А мой дружок нюни распустил…

Митя открыто посмотрел ему в глаза:

— Алешка, дай слово сказать! Вроде тебя завели. Подумай…

— Все обдумано, нечего крутить — едешь или не едешь?

— Никуда я не еду, — с облегчением выдохнул Митя.

— Так я и знал! — с торжествующим негодованием воскликнул Алеша и засунул руки в карманы.

— У меня отец на фронт уезжает.

— И что же? Твой только собирается, а мой воюет. Придумал бы что-нибудь потолковей.

— А я и без того решил. У меня другой маршрут…

— Знаем эти маршруты! У рака такой же маршрут — попятился, сдрейфил!

— Я попятился?!

Алешка только обвинял и оскорблял, не желая выслушать.

— Трус! Вот ты кто!

— Храбрец нашелся! — дрогнувшим голосом сказал Митя. — Я не проверял свои нервы, но будь спокоен, не побежал бы ни с передовой позиции, ни с кладбища…

Алеша покачнулся, как от удара, выхватил из карманов руки, словно терял равновесие.

— Ах так? — почти беззвучно протянул он.

— Да, именно так.

Но Алеша быстро поборол замешательство и метнул на Митю взгляд, полный презрения.

— Наплевать. Сиди под маминой юбкой, сами не заблудимся… — Круто повернувшись, он быстро зашагал со двора и сильно хлопнул калиткой.

Жук неожиданно залаял ему вслед.

Митя присел на ступеньке крыльца. Есть над чем призадуматься человеку, поссорившемуся с другом. Это тяжело. Сколько чувств и мыслей о жизни, о людях, о дружбе внезапно обрушиваются на тебя и обжигают, и холодят, и больно ранят сердце…

Семь лет дружили они. Мать вспоминала недавно, как Митя впервые привел его в дом: «Это Алеша Белоногов, мой п о друг».

До пятого класса они учились врозь: Митя был на год старше своего друга и опережал его на один класс. Но он заболел скарлатиной, пропустил всю последнюю четверть и остался на второй год. В этом горестном событии была своя приятная сторона: Алеша догнал его, теперь они будут вместе.

И они везде и повсюду бывали вместе. В один и тот же день они вступали в комсомол, только Митю не приняли, и, когда шли с собрания, у Алеши был такой страдальческий вид, что, казалось, ему было бы легче, если бы не приняли и его.

Но нельзя сказать, чтобы они все время жили мирно. Случалось, и спорили, и дулись друг на друга, и пересаживались на разные парты, и не разговаривали по нескольку дней. Был случай, когда дошло до рукопашной схватки. Всякое бывало, особенно на первых порах. Но связывала дружба. Казалось, крепкая, настоящая. Да настоящая ли? Дружба — это когда шагаешь вместе, в ногу, у тебя нет больше сил идти, и тебя подхватывает рука друга. Дружба — это когда шагаешь трудной дорогой, тебе невыносимо тяжело, но ты забываешь об этом, потому что друг выбился из сил и нужно помочь ему. Дружба — это уважение и согласие. Согласие и споры. Отчаянные, беспощадные споры, если друг сворачивает с дороги. Строгое согласие и добрая требовательность. Понятно ли все это Алешке? Сколько наболтал он тут грубых, злых и несправедливых слов!

Митя встал, без всякой цели вышел на улицу. Жук поплелся за ним. Откуда-то слышались звуки знакомого марша, который постоянно играли по радио после хороших сводок. Значит, освободили еще какой-то город.

От этих звуков, от сознания, что он избавился наконец от мучивших его сомнений, на душе сделалось покойно и легко…

А Тимофей Иванович после разговора с сыном вышел в столовую, остановился за спиною жены; Марья Николаевна уже опять сидела, склонясь над машиной.