Макс Бременер - Тебе посвящается

— Как вы, Кавалерчик, ошибочно себе представляете! — покачала головой Зинаида Васильевна. — Обязательно-де сенсацию! Погоня за сенсацией характеризует, Кавалерчик, как раз чуждые нам нравы.

— Я же не в том смысле, Зинаида Васильевна… — сказал Борис, разом увянув.

— А в каком же?..

Но Кавалерчик не умел ясно формулировать.

И все-таки «сенсации» суждено было случиться. Конечно, не потому, что она была нужна для радиогазеты, и не потому даже, что ее жаждал Боря Кавалерчик, хотя он, на свою беду, оказался к ней причастен; причин было много. А стечение обстоятельств получилось такое.

В тот день выпал первый снег. И выпал обильно, так что школьники наблюдали в окна, как быстро становятся крыши домов не только белыми, но и пухлыми. И вот в открытую форточку 9-го «А», где в это время шел урок географии, влетел крупный снежок и плюхнулся прямо в классный журнал, выбив ручку из пальцев Макара Андроновича, ставившего кому-то отметку. В ту же секунду Кавалерчик крикнул: «Бомба!»

Хотя это было не слишком смешно, многие тем не менее не упустили повода позабавиться посреди урока; кто-то вторил Борису, кто-то полез под парту, а Ляпунов даже завопил: «В атаку!» — что было совсем уж ни к селу ни к городу. Что касается Макара Андроновича, то он несколько секунд сидел неподвижно, но затем брезгливо снял расплывшийся снежок с журнала, бросил или, скорее, плеснул его в корзину для бумаг и вдруг проворно подбежал к окну.

Сидевшие в крайнем ряду тоже прильнули к окнам.

Верхом на заборе сидел мальчик и лепил, старательно уминая, снежок, которым время от времени замахивался на другого мальчика. Тот петлял по двору.

— Вполне вероятно, что это он! — сказал Макар Андронович.

— Который на заборе, Макар Андронович? — переспросил Валерий, добродушно улыбаясь. — Это же Хмелик. Мой пионер, — пояснил он.

— Очень кстати, что вы знаете его фамилию! — проговорил Макар Андронович обрадованно.

— Да не в том суть, — сказал Валерий. — Он же, во-первых, не стал бы кидать, а во-вторых…

— У вас могут быть на сей счет свои соображения, Саблин, — холодно ответил учитель, — но, прежде чем говорить, не худо б проверить.

Суровый тон, которым Макар Андронович прервал Саблина, никого не удивил. Еще в начале года передавалась из уст в уста история одного ученика 9-го «Б», одноклассника Игоря. Тот хорошо играл в шахматы, пылко «болел» за Смыслова и Петросяна и на этой почве сблизился с Макаром Андроновичем, который был тоже и игрок и болельщик. На переменах они частенько вперебой анализировали отложенные позиции шедшего в то время турнира. Но однажды географ не поддержал с учеником разговора.

«Не могу, — сказал он с сожалением, — уважать человека, который на немой карте принимает Рейн за Везер, а о Лорелее не слыхивал. Не могу уважать и не хочу притворяться!»

Случай этот произвел на ребят большое впечатление. В особенности непостижимым казалось то, что Макар Андронович обиделся за Лорелею, которая, в отличие от Рейна, к географии как будто не относилась, так что за нее впору было бы оскорбиться скорее уж Ксении Николаевне…

Итак, не было ничего удивительного, что строгий Макар Андронович был сух с Валерием, показавшим на днях довольно-таки нечеткие знания.

— Продолжим урок, — произнес Макар Андронович подчеркнуто бесстрастным голосом. — Сначала только попросим выйти из класса Кавалерчика.

— За что? — осведомился Кавалерчик, без особого, впрочем, недоумения.

— За попытку сорвать урок, — ответил учитель, — за безобразную выходку. Уяснили себе? — спросил он язвительно.

И Кавалерчик, не мешкая, покинул класс с такой непринужденностью, словно бы его отправили к нянечке за тряпкой.

А урок продолжался.

…Вечером Валерий выступил на заседании комитета комсомола и совета дружины. Он сказал то, что собирался, но, в общем, все вышло не так, как он загадывал наперед. Так как собрались за тем, чтоб организовать подготовку к диспуту на тему «Облик советского школьника», то долго намечали будущих основных ораторов. Намеченные, в словах, до комичного одинаковых, давали себе «самоотвод» и молили освободить от поручения. Поскольку они были главным образом из числа отличников, то намекали еще, что нагрузка может дурно отразиться на их успеваемости. Их уламывали. Кое-кто соглашался. Кое-кто упорствовал. В конце концов все изрядно утомились. Тут и получил слово Валерий.