Клавдия Лукашевич: Босоногая команда

Но оригинал-старик не мог жить без своей «босоногой команды». Его сердце с самого раннего возраста сжималось болезненно при виде птички с разбитым крылом, ободранной кошки, искусанной собаки, — он их приносил домой, жалел и лечил.

Жалея животных, куда больше он жалел детей. Он не мог видеть равнодушно худенького, бледного детского лица с выражением раннего горя, злобы и ненависти. Оборванные, беззащитные дети, росшие без семьи и ласки, в нем находили друга.

У открытого окна шел оживленный, несмолкаемый разговор.

— Ну, рассказывайте, что у вас нового? Гриша, что твой отец? Степа, хорошо ли учился?

— Отец дюже хворает…

— Страстную не учились… А то, дяденька, у меня все пятерки.

— Молодец, Степа, дай пожать твою благородную руку.

Мальчик рассмеялся и протянул худенькую руку.

— А меня, дяденька, отец к сапожнику после праздников поведет… — объявил белокурый подросток. — Неохота мне… Боюсь.

— Что делать, Петя. Будь сам хорош, и к тебе будут хороши…

— Я теперь уже умею глазурью покрывать пирожные, — хвастался маленький ученик кондитера.

— А у нас на фабрике мальчику палец оторвало…

— Это ужас что такое! И как это, дети, вы сами-то не остерегаетесь! — сокрушенно сетовал Семен Васильевич.

Уже много-много лет весною, летом и осенью открывалось гостеприимное окно «советника». Около окна, как в панораме, менялись дети: одни вырастали, уходили в ученье, другие появлялись вновь…

Дети расступились: к окну подошел молодой мастеровой.

— Христос воскресе, Семен Васильевич.

— Воистину воскресе! Здравствуй, Иван Петрович. Очень рад тебя видеть… Откуда? Какими судьбами?

— Издалека, Семен Васильевич. На Лахте работаю. Я в резчиках теперь. Вот вам подарочек принес своей работы… Не погнушайтесь, — и он вывернул из цветного платка шкатулочку, которую держал под мышкой.

— Ах, какая прелесть! Ну, спасибо, Ваня. Хорошо, тонко работаешь… А дороже всего, что вспомнил старика… Теперь все буду любоваться…

Дети наперерыв лезли к окну посмотреть затейливую резную шкатулочку.

— Я-то вас, Семен Васильевич, ни в «жисть» не забуду. Пригрели вы меня, бездомного малыша… доброму учили… Как вспомнишь что из прежнего… будто и родителев дом был… а все с вами…

Трудно было мастеровому передавать то, что он чувствовал.

— Ну, полно, полно, Ваня… Разве я мог что сделать?! Сущие пустяки!

— Нет, не говорите… Ишь, вы все с ребятами… Я как стал это понимать, — такое хорошее про вас подумал! — задушевно воскликнул мастеровой.

В это время у окна между детьми произошло неожиданное недоразумение: послышалось грубое, бранное слово, в сторону отлетела девочка и упала, всхлипывая…

— Это что такое? В такой праздник! Кто это? — строго спросил старик.

— Дяденька, я хотела тебе вот кошелечек отдать… сама связала! — заговорила миловидная девочка и залилась слезами.

— А зачем лезет вперед. Я ведь раньше ее встал к окну, — весь вспыхнув, сумрачно объявил рыжий, косоглазый Андрей.

— И чего ты, Андрюшка… Вечно в драку… Стоял бы тихо! — укорял Гриша, качая головой в огромной шапке.

— Не плачь, Марфуша, милая. Прости ради праздника этого злого… Андрей, а ты ступай прочь от моего окна. Я тебе много раз говорил, что терпеть не могу брани и драки…

— Эх, ты, Андрюшка… и чего, право, так сделал… Вот и дяденьку осердил! — говорили дети.

— Ступай, Андрей, слышишь… Приходи тогда, когда станешь добрее и отвыкнешь ругаться.

Мальчик пошел… В зеркальце, привешенное к окну, было видно, как стали вздрагивать его худые плечи, как низко наклонилась голова и он стал проводить рукавом по глазам. Верно, не легко было расставаться с открытым окном.

Семен Васильевич все видел, и ему жаль было всем сердцем удалявшегося. Но старик был непреклонен — ему хотелось в этих грубых детях заронить искру добра и света, и он наставлял их, как умел. Он знал: Андрей еще вернется.

— Счастливо оставаться, Семен Васильевич! — сказал, уходя, мастеровой.

— До свидания, голубчик Ваня. Спасибо за подарочек. Дорого, что работа твоих рук… Вот что…

— Дяденька, пусти нас к себе в комнату, — хором попросились ребятишки.

— Уж право не знаю. «Принцесса» моя будет недовольна. Вишь, «босоногие друзья», у вас ноги-то какие грязные, а у нас полы вымыты…

— Дяденька, я ноги-то о кофту хорошенько вытру, — предложил Гриша…

— Хороша будет твоя кофта. Нет, «рулевой», не согласен…

— Дяденька, ведь сегодня праздник… Пусти нас к себе! — умоляли дети.