Латиф Махмудов: Беркут [Рассказы]

Я забрался на дувал и выглянул на улицу.

Салим-ата, как всегда, восседал на супе и через толстые очки читал потрёпанную книжку, написанную арабскими буквами. Перевернёт страницу, отхлебнёт из пиалы чаю и опять водит пальцем по строчкам. И охота ему читать такую старую книгу! Шёл бы лучше обедать. Ведь давно прошло время обеда.

Я спрыгнул вниз и предложил сбегать поесть. Рахмат сразу согласился.

Когда мы вернулись, старика не было. Рахмат полез в подкоп. Я схватил ведро, которое он подал оттуда, высыпал землю и дрожащими от волнения пальцами стал просеивать её.

Просеиваю, а сам думаю: «Сейчас я найду такую вещь, которая даже не снилась учёным всего мира!»

Я перебирал землю, но, кроме фарфорового черепка от разбитой пиалы и пожелтевшей бараньей кости, ничего не нашёл. Я внимательно разглядывал свои «археологические» находки, когда вдруг что-то ухнуло. Из норы выполз Рахмат. Он был насмерть перепуган, с него сыпалась земля.

— Супа обвалилась, — сообщил он, задыхаясь, — еле выбрался.

Я залез на дувал. Верно, супа исчезла. Вместо неё под чинарой зияла яма. «Хорошо, что старик ушёл», — подумал я с замирающим сердцем и спрыгнул обратно.

— Чего прыгаешь как козёл! — накинулся на меня Рахмат. — Надо подкоп засыпать.

— А супа?

— Что супа! Подумают, пришло время обвалиться— вот и обвалилась. Главное — заделать дыру с этой стороны.

Мы сгребли в яму всю землю, утрамбовали. Притащили пенёк, который лежал неподалёку. Он целиком накрыл то место, где мы недавно вели раскопки.

Рахмат забрался на пень. С него теперь можно было свободно разглядывать улицу.

— Смотри-ка! — ухмыляясь, повернулся ко мне Рахмат.

Я поднялся на пенёк.

По улице шёл Салим-ата.

Старик медленно приближался к чинаре, тяжело опираясь на палку и глядя себе под ноги. «Чему Рахмат радуется? — подумалось мне вдруг. — Ведь Салим-ата ничего плохого нам не сделал, а мы развалили его супу».

Приблизившись к чинаре, дед растерянно остановился. Он стоял долго, сгорбившись, и, часто-часто мигая, смотрел на развалившуюся супу. Потрогал обломанные катыши, попробовал сдвинуть ком земли — не смог.

Вздохнул и беспомощно огляделся по сторонам. Постояв ещё немного, старик ушёл.

Постояв ещё немного, старик ушёл.

Шёл он спотыкаясь, хотя и глядел себе под ноги и дорога была ровная.

Мы не могли смотреть друг другу в глаза. Отошли в сторону, сели. Рахмат обхватил колени, опустил голову и долго сидел неподвижно и молча. Я не мог забыть, как дедушка Салим попробовал поднять слабыми своими руками небольшой ком земли и не смог. Что-то застряло у меня в горле, и дышать было трудно.

— Что ж мы наделали, а, Рахмат? — выдавил наконец я из себя.

— Да отвяжись ты, разве я виноват, если эта чёртова супа обвалилась?

— Мне жалко дедушку. Всё это твои глупые выдумки!

— А я тебя заставлял?

— Не заставлял, конечно, — ответил я упавшим голосом, — но придумал такое…

— Хорошо, а почему же ты согласился? Если бы не ты, то я… то не было бы этого… Ты лучше радуйся, что никто не видел, а то попало бы обоим!

— Сам радуйся, а мне нечего…

— Тогда беги и расскажи, что я во всём виноват.

— Сам иди, если хочется!

— Беги, беги, кричи во всё горло, говори всем, что я нарочно развалил дедушкину супу!

Рахмат неожиданно всхлипнул и потёр грязным кулаком щёку. Мне стало жалко его. Рахмат никогда не плакал. Он не плакал, даже когда сорвался с крыши и расшиб коленку.

Я положил руку ему на плечо.

— Не обижайся на меня, Рахмат. Я тоже виноват. Не нужен был нам этот подкоп.

Мы посидели ещё немного, потом разошлись.

Дома я взялся за книжку, решил почитать. Целый час сидел над одной страницей, но так ничего и не понял.

Вернулся с работы папа. Всегда весёлый и шумный, сегодня он был чем-то расстроен. Даже от еды отказался, переоделся и ушёл. И мама заторопилась за ним.

— Мураджан, сынок, — сказала она, — ты поужинай один, а я сбегаю к Салим-ата. Он что-то занемог сегодня. Папа пошёл за доктором, а я отнесу ему поесть…

Я перекусил, разделся, лёг на койку и долго ждал папу и маму. За окном стало черно, часы пробили десять. Я не заметил, как уснул.

Утром меня разбудил Рахмат. Я взглянул на него и испугался: лицо у него было хмурое, осунувшееся.

— Заболел, что ли? — спросил я.

В комнате по полу бегали солнечные зайчики.