Шурке так и хотелось посмотреть на косынку в руке. Но он не отводил взгляд от Лушиных блестящих, беспокойных глаз. Что ей ответить?
Что бы он сказал на такие слова своей маме?
— Я стояла, — тихо изумлялась тому, что говорит, Луша. — И мне хотелось крикнуть. Сорвать этот плакат. Смять его. На кусочки разорвать. В рожу бросить.
— Кому?
Луша задумалась. Тихонько засмеялась:
— Не знаю.
Вздохнула.
— Запуталась я. От усталости, наверное.
Вытерла косынкой лицо. Переложила за спину косы.
Косички, словно впервые увидел их Шурка. И вдруг понял, что Луша — почти девочка. Почти настолько же старше Тани, насколько Таня старше его, Шурки. «Таня, — подумал он опять. — Я знаю, что ты где-то есть. Я чувствовал бы, что тебя нигде больше нет».
Луша похлопала его по руке, опустила ее, как слишком жаркий шарф. Убрала. Встала.
— Наговорила я тебе тут глупостей. Не сболтни смотри никому. Плохая я комсомолка, вот что. Мне надо пойти и сказать: исключите меня. Пока не распутаюсь. Пока снова у меня в голове все ясно не станет.
Наклонилась. Щелкнула медным колечком. Лампа показала себя во весь оранжевый рост, всю комнату показала — кроме углов, куда ей не хватило огонька дотянуться.
— Ты есть-то хочешь?
И Луша опять побежала привычными кругами, петлями, восьмерками, поправляя, постукивая, переставляя, вынимая, моя, режа, помешивая, наливая, вытаскивая.
Шурка развязал холщовый узел с бельем. Начал разбирать. Как Луша научила. Белое в одну сторону. С рисунком — в другую. Тоненькое — в третью.
Он думал над тем, что сказала Луша. Руки метали. Белое в одну сторону, цветное — в другую, тоненькое и красивое — в третью.
Стукнула своим обычным голосом дверь. Дважды бухнуло: бух — левый ботинок, бух — правый.
— Явился. Замечательно, — поприветствовал его Шурка самым нехорошим, многообещающим голосом.
Но Бобка сделал вид, что обещаний не понял.
Не спеша прошелся.
— Фу ты! Под ногами так и крутится, — турнула его Луша. Сунулась, чтобы схватить кучу. Отдернула руки. — А белое где? У меня вода уже закипела.
Шурка посмотрел. В трех кучах было всего примерно поровну: и белого, и с рисунком, и тоненького.
— Эх ты, тетеря, — покровительственно пихнул его Бобка. Сел рядом.
— Мы сейчас вдвоем все быстро разберем, — пообещал Луше. Та кивнула на бегу.
Руки тянули из куч тряпки. Руки скрещивались. Руки стукались.
Со стороны казалось: братья уютно беседуют.
— Глаз гони, — прошипел Шурка.
— Глаз — мой.
— Не твой.
— Мишка был мой. Значит, глаз мой.
— Мишку принес я!
— И мне подарил. Подарочки — не отдарочки.
Препираться можно до бесконечности.
— Бобка. Дело же не в этом.
— А в чем?
— Если он правду сказал про двери…
— Он врун, — быстро перебил Бобка. — Он нас ненавидит.
Шурка вспомнил голос Ловца снов: «Война почему? Да по кочану. Зло входит в этот мир. Так было, так есть, так будет. Это ерундовский вопрос. Чтобы войти, нужна дверь. Если есть дверь, ее надо открыть. У зла рук нет. Руки у человека есть. Отопрет он свою дверь или нет — вот это вопрос хороший!»
Шурка представил так: открываешь дверь — в нее вползает черный ядовитый дым. Или захлопываешь.
Врал он все-таки или нет?
— Ты смотри, куда кидаешь, — укоризненно кивнул Бобка на наволочку в розах. Перенес в другую кучу. В цветное.
— Понимаешь, Бобка. Да пусть он подавится глазом этим. Лишь бы сделал.
Бобка молча кинул в сторону белое льняное привидение.
— Он же сказал: не может. Люди сами должны.
— Бобка, вот именно. Сами. Им просто надо разок показать.
— Да что?
— Что время стоит.
— Ну?
В глазах у Бобки блеснул интерес:
— И тогда их всех убьет?
— Наоборот! Тогда они тоже все поймут. И остановятся.
— Что поймут?
— Что ты сразу и младенец, и мальчик, и взрослый, и старик.
— Ну.
— Просто мы идем и поэтому каждый раз видим только одно. Я вот смотрю на тебя — и вижу мальчика. А они, которые воюют, они смотрят и тоже видят только одно: взрослых.
— Ну?
— Запряг, что ли? — не удержался Шурка. — Ну да ну.
Бобка прыснул.
— Смотри: трусы, — показал. — И не стыдно им?
Брат не засмеялся. Вырвал у него из рук. Бросил.
— Куча неправильная, — изрек Бобка.
Шурка будто не слышал.
— Бобка, им просто надо разок показать друг друга маленькими. Как Валя. С попкой, беспомощными.
— Немцам? Или нашим?
— Обоим. В смысле — всем.
— А то они попок не видели.
Но брат не засмеялся.
— Я точно тебе говорю! Разве можно выстрелить в Валю маленького? Он такой дурацкий, смешной. Его даже ударить невозможно! Что?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу