Валентина Осеева - Динка

Дядя Лека приехал не один; из-за его плеча, как хилый пенечек около молодого дуба, выглядывала сухая фигурка Никича.

— Никич! — вскрикнула Динка и, обхватив обеими руками своего старого друга, чуть не свалила его с ног.

— Дина, Дина, пусти, уронишь… — испугалась Мышка.

— Никич, голубчик… — растроганно говорила Марина, обнимая старика.

— Ну, вот и добрался, пробился к своим, — задыхаясь, бормотал Никич, не успевая отвечать на объятия.

Дядя Лека, сильно встревоженный неожиданным вызовом, начал с того, что громко пересчитал всех по пальцам.

— Одна, две, три, четыре и пятый! И говорите сразу, что тут у вас случилось? — обнимая сестру, спросил он.

— Как — у нас? Это у тебя что-то случилось! Почему такая телеграмма? Как будто вы мчались как на пожар. Мы уже всё тут передумали…

Едва помещаясь в узком коридоре, приезжие и хозяева шли тесной кучкой, девочки на ходу обнимали то Никича, то дядю Леку…

Никич пытался что-то сказать, но Динка тащила его за руку:

— Пойдем, Никич, пойдем!

— Леонид! Отними у девчонок Никича! Они его уже сбили с ног и окончательно замучают! Лучше всего уложить его сразу в постель! — гремел в коридоре голос дяди Леки. Войдя в столовую, он еще раз обнял сестру, любовно оглядел ее, тоненькую, похудевшую, похожую скорей на старшую сестру девочек, чем на их мать. Дядя Лека покачал головой.

— Да, недаром ты мне емшан прислала! — неожиданно сказал он.

— Я? Послала емшан? Когда? — широко раскрывая глаза, сказала Марина.

Все сразу смолкли… У Динки загорелись уши, она спряталась за высокой спинкой кресла и оттуда с тревогой наблюдала за всеми.

— Э, сестреночка… — засмеялся дядя Лека. — У тебя ведь это испытанный способ! Ты своим емшаном можешь человека с того света вызвать!

Он засунул пальцы в карман пиджака и вытащил сложенный вдвое телеграфный бланк.

— А это что? Не емшан? Только довольно корявые слова, я подумал, что ты сочиняла их наспех, и очень встревожился…

Марина взяла из рук брата телеграмму и при общем молчании громко прочла:

— «Емшан пучок трава степная».

— Неправда! Я не так говорила! Это на почте перепутали! Или сам Хохолок… — неожиданно выскочила из-за кресла Динка и, увидев вокруг удивленные лица, заметалась: — Ну что вы все так смотрите! Я же хотела сделать вам чудо! Обыкновенное чудо! Чтобы вы обрадовались! И дядя Лека приехал! И даже привез нам Никича! Что же вы сердитесь? — Она всхлипнула и бросилась к Никичу: Никич, ведь тебя тоже привез мой емшан! Ведь ты не сердишься, Никич?

Никич ласково погладил ее по голове:

— А что же мне сердиться, если я тебя вот эдакой махонькой знаю… И со всеми твоими штучками. Да я к ним так привык, что без них мне вроде бы и скучно…

Леня с нежностью взглянул на старика.

— Характер у ней такой… Что ж тут обвинять, — начал было он, но, взглянув на Марину, осекся.

Лицо у Марины побледнело и стало таким твердым, холодным, как будто оно высечено из камня и никогда на нем не было теплой человеческой улыбки… Это было самое худшее, чего больше всего на свете боялись девочки.

— Дина, ступай в свою комнату, мне нужно поговорить с тобой!

Девочка низко опустила голову и покорно пошла к двери.

— Может быть, ты отложишь? — тихо спросил сестру дядя Лека.

— Нет… Прости… Не могу… — отрывисто бросила Марина и ушла вслед за Динкой.

В комнате наступило тяжелое молчание, потом Леня вдруг рванулся к Динкиной комнате, но дядя Лека взял его за плечи:

— Есть такие дела, когда нельзя вмешиваться. Леня, кусая ногти, отошел в угол. Девочки сидели тихие, подавленные.

— А ну-ка, хозяюшки, дайте-ка нам с Никичем чаю! Есть в этом доме чай? — потирая руки, нарочито громко и весело спросил дядя Лека.

— Есть! Есть! — засуетились девочки.

Марина недолго говорила с дочкой. Но после этого разговора Динка уткнулась лицом в Ленькин пиджачок и, войдя с ним в его комнату, дала волю слезам.

— Мама сказала… что есть такие дети… они… считают себя умнее взрослых… и лезут… во все дела.

— Ну хватит, хватит… — успокаивал ее Ленька. Но девочка не могла успокоиться.

— Мама сказала… я вырасту и буду мешать… всем хорошим людям… как самоуверенный… — Она на минутку затихла, пытаясь вспомнить еще одно слово, это слово почему-то напоминало ей индюка, но она забыла его. — Я вырасту и буду как пышный, самоуверенный дурак… — громко плача, жаловалась она своему другу.

— Ничего, ничего… — бормотал Ленька. — Из дурака умного сделать можно, а вот из умного дурака уже не сделаешь… Это она так, к слову сказала…