Алексей Ливеровский - Тихий берег Лебяжьего, или Приключения загольного бека [Повесть]

— Алечка, дорогой! Где ты его достанешь? Ручаюсь, что на двадцать верст кругом нет ни одного осла, кроме тебя, конечно.

Галька почувствовала, что сейчас начнется драка, захлопала в ладоши.

— Довольно, довольно, прекратите. Думайте, как выручить Ваньку.

— Если бы сыщицкую собаку, — вздохнул я мечтательно.

— Стойте! Стойте! Стойте! Идея! — Юрка задумчиво помолчал, спросил: — Скажите, Ванька любил играть с бабушкиным Бобкой? Кормил его?

— Любил, любил, вечно ему кусочки таскал. Бабушка ругалась.

— Отлично, — заключил Юрка. — Мы возьмем Бобку на веревку, выйдем с ним на тропу, и он приведет нас к Ваньке как сыщиковская собака.

Мы закричали: «Ура! Здорово!» — и решили не откладывать дело. Юрка был польщен и стал распоряжаться. Гале велел принести колбасы для Бобки, а мне достать веревку. Вступился Сережка, он всегда так: молчит, молчит и вдруг проскрипит неприятное:

— Все неправильно. Колбасу давать нельзя, она забивает у собаки нюх. И главное, чтобы собака нашла, надо дать понюхать какую-нибудь вещь вора.

Юрка и тут нашелся:

— Галя! Принеси не колбасу, а печенье или булку с маслом. Нина! Возьми незаметно у Анны-прачки носовой платок или… в общем, что найдешь. Ванька ее сын, мать и сын должны пахнуть одинаково или очень похоже.

Бобка на бабушкином крыльце грелся на солнце и желтыми зубами выкусывал блох. На Юрку сначала заворчал, потом ничего — дал надеть на шею веревку и пошел за ним. Галька, чтобы Бобка не сердился и ему было бы веселее, все время давала ему маленькие кусочки печенья.

На тропинке, на том месте, где тогда шли разбойники, мы остановились. Нинка вытащила из кармана Аннин головной платок и дала его Бобке понюхать. Бобка чихнул и, наверное, понял.

Юрка погладил его по голове, скомандовал:

— Ищи! Вперед! Веди!

Бобка сразу сильно потянул веревку, подошел к речке и долго пил, даже искупался, поплавал у самого берега.

Галя приговаривала:

— Пусть, пусть, не мешайте, он охладится и поведет. И верно. Бобка отряхнулся, поднял на куст ножку, смешно пискнул и помчался. Мы еле поспевали. Он вел нас по тропинке до железнодорожной насыпи, там резко повернул вдоль пути, прошел еще немного и свернул по некошеному полю к поповой даче. Попов дом стоит отдельно, близко к лесу. Бобка привел к красивому голубому забору и полез в дыру. Юрка снял с него веревку, сказал нам:

— Отпущу. Может быть, они там скрываются и он найдет. Самим идти не стоит.

Бобка обогнул дом, мы побежали за ним вдоль забора, заглядывая в щелки. На заднем дворе у конуры на цепи сидела лаечка, белая-белая, пушистая, как игрушечная. Она сразу вскочила на будку. Бобка подбежал, понюхал, что у лаечки в жестяной плошке, быстро все съел и принялся кататься на спине. Видно, они давно уже дружили.

Юрка со зла забросил веревку через забор, и мы пошли домой.

Ночью мы все проснулись от страшного грохота. Вспыхивали фиолетовым светом окна. Кира бегала по дому, закрывала печные вьюшки, крестила двери и окна, что-то бормотала и зажгла у себя в комнате лампадку. Потом ей, наверно, показалось этого мало и она зажгла перед иконой еще две восковые церковные свечи. И маму ругала за то, что в наших комнатах нет образов и что бог может нас всех покарать, спалить дом. Юрка спросил ее, за что бог может на нас сердиться? И еще сказал, если бог и захочет спалить наш дом, то ему будет очень трудно сжечь все и оставить целой Кирину комнату за то, что там есть икона. Юрке здорово попало от мамы. Она сказала, что только некультурные люди смеются над верующими, все равно какими, православными, магометанами или иудейской веры.

Кира же страшно рассердилась на Юрку, накричала, что он стрекулист, и бог его непременно так или иначе накажет, и все боятся бога — даже урядник. И это уж так. Вчера только обедня кончилась, пришел в церковь урядник с одним стражником, и хотели что-то искать. Батюшка их в алтарь не пустил, и они покорились, поняли, что нельзя, ушли.

— Так они не бога, а попа испугались, — рассмеялся Юрка.

И опять ему попало от мамы, что зачем говорит поп, надо называть священник. Юрка огрызнулся, что все взрослые так говорят, а потом задумался и пошел спать. Я удивился. Гроза еще не кончилась, молнии так и сверкали, можно было еще посидеть со всеми, а он ушел. Тогда я вышел и поднялся к Юрке наверх. Кровать была пустая, даже одеяло не откинуто. Тут засветились, загорелись молнии, и я увидел в окно, что Юрка вышел из нашей калитки и побежал в сторону Лоцманского.