Юрий Третьяков - Толстый мальчишка Глеб

— Сейчас мы наколотим чиликов, что объестся Братец Кролик! — сказал Мишаня Глебу. — Они у нас посыплются с деревьев как град, поспевай подбирать!..

Воробьиная шайка на первом дереве, заметив Мишаню, не дала ему приблизиться на расстояние точного выстрела и с криками сыпанула через плетень в сады.

— Знают меня, жулики! — с удовлетворением заметил Мишаня. — Понял, как испугались? Сейчас я вот этого толстого срежу!

Толстый старый воробей с черным галстуком сидел на веточке, распушив перья, преспокойно посматривал на Мишаню своими плутовскими глазками и пронзительно чирикал.

Мишаня прицелился так, чтобы воробьиный галстук точно пришелся между рогатульками, и, несильно натянув резинку, выстрелил.

Камушек ударился в самую веточку, на которой сидел воробей, отчего тот подпрыгнул, потерял равновесие, чуть не свалился, но все-таки, отчаянно замахав крылышками, выправился и упорхнул.

— Большой был испуг! — захохотал Мишаия. — Полетел помирать от разрыва сердца.

Глеб улыбнулся:

— Нет, он полетел другим воробьям рассказывать!.. Скажет: «Братцы, что сейчас со мной было, чуть меня из рогатки не убили!..»

— Ничего… Это у меня рука ослабла. А теперь никакой не спасется! Вот он — молодой! Этот наш!..

Молодой воробышек с желтой каймой у клюва крепко вцепился лапками в веточку: и лететь страшно, и сидеть нельзя, потому что отец с матерью подбадривали его криками:

— Лети! Лети! Не бойся! Мы тут!

Посторонние воробьи тоже суетились вокруг него, успокаивая и подавая различные советы звонкими голосами.

Мишаня нацелил рогатку, но Глеб потянул его за рукав:

— Этого не надо!.. Жалко… Он вон и полетать еще не успел, а ты его из рогатки… Он подрастал, подрастал, а теперь вдруг ему помирать… Какой хороший, глупый…

— Как хочешь, — согласился Мишаня. — Тогда я сейчас воробьиху свалю. Ишь, суетится…

— Воробьиху и подавно не нужно. Как же он будет без матери учиться!

— Ну, отца ихнего сшибу! Без отца они проживут!

Но Глеб и тут не согласился:

— Пускай уж вся семья у них будет живая… Например, мельничка одного убьют — жалко ведь?

— То — мельнички… — резонно возразил Мишаня. — Воробей, он птица домашняя считается, как все равно скворцы или куры… А мельничек — птица редкая, дикая… Большая разница!..

Пошли к другому дереву.

Там сидел всего один воробей, и тот какой-то облезлый.

— Этого не надо! — пожалел его Глеб.

— Почему такое?

— Да… Какой-то жалкий… Старый уж…

На следующем дереве опять оказались молодые: три штуки. Один хотел перелезть с ветки на забор, но у него не хватило силенок, и он упал в траву. Большие воробьи, не обращая внимания на Мишаню с Глебом, обсели это место и начали кричать. Что они кричали, все до капли было понятно, даже тому, кто не знал воробьиного языка:

— Спасайся! Лети! Нет, спрячься, притаись! Что делать? Что делать? Лети скорей, опасайся! Нет, сиди, не двигайся! Они сейчас уйдут!

Мишаня, приметив место в зарослях лебеды, куда упал воробьенок, раздвинул траву и сцапал воробьенка ловчее всякой кошки. Тот первым делом клюнул Мишаню в руку, а потом и вырываться перестал, только сердечко колотилось: тук! тук! тук! тук!..

— На, пощупай, как у него сердце бьется…

Мишаня дал воробьенка Глебу, и Глеб запричитал:

— Ой, бедный… Испугался, маленький…

Дураку было видно, что никудышный он охотник, жалостливый, как девчонка, и толку никакого не будет, если его слушать: этот — малолеток, этот — старый уже, это — мать, это — бабушка… Если так копаться…

— Мишань, давай отпустим… — попросил Глеб, поглаживая воробьенка пальцем по спине, хотя не известно, приятно бывает воробьям от этого или нет. — Ну, Мишань… Ну, что тебе стоит… Он и так испугался…

— Да отпускай! — махнул рукой Мишаня, который по слабости характера не мог отказать, когда его просят.

Глеб подкинул воробьенка вверх, тот быстро-быстро заработал крылышками, долетел до ветки, зацепился за нее, покачался и уравновесился. Большие воробьи кинулись всей шайкой осматривать его и успокаивать. Они кричали:

— Не бойся! Ты улетел! Молодец! Держись крепче! Набирайся сил! Потом опять полетим! То хорошие ребята!

Глеб начал заглаживать свое позорное поведение:

— Я вообще, конечно, их не жалею… Я знаешь как охотился! В тайге соболей всяких, глухарей колошматил! Мой старший брат Руслан, тот бьет белку прямо в глаз!.. Из мелкокалиберки…

— Из мелкокалиберки-то? — усмехнулся Мишаня. — Пускай бы мне кто-нибудь дал мелкокалиберку, я не только огромадному глухарю — мышу в глаз попаду из нее! Ладно уж, эти пускай остаются, и так страху набрались, пошли дальше…