Сергей Иванов: Его среди нас нет

— Просто я пришла немного раньше.

Мол, не расстраивайтесь, все в порядке, страшного ничего не случилось.

Учительница промолчала.

А класс вообще не обратил никакого внимания на слова новенькой — может, лишь несколько девочек, которые почувствовали в Тане Садовничьей конкурентку.

Но Сережа-то обратил! Он-то знал, что это за человек на самом деле.

И все же — как она сумела проникнуть в ученики их класса? Странно до ужаса!

Глазами Таня приказала ему помалкивать и ждать.

— Рассаживайтесь, ребята! — сказала Алена Робертовна, подойдя к своему столу. — Кто где хочет!

В прошлом году Сережа сидел один. Он ведь был Корма. Вначале, правда, с ним сидел один мальчик, Савицкий, но потом он заболел. И, придя, пересел на другое место. Учителя было стали его сажать обратно к Сереже, а он взял да и совсем из школы ушел. Куда-то переехали в другой район.

С ним и теперь, по старой памяти, тоже не собирались садиться. Никому даже в голову не пришло сказать, что-де, греби ко мне, Корма.

Ну, и с новенькой, с этой Таней, тоже никто садиться не собирался. Больше, конечно, из-за того, что просто стеснялись.

И тогда вдруг эта новенькая, с таким слишком простым для себя именем Таня, тогда эта девчонка улыбнулась Сереже спокойными глазами и кивнула на заднюю парту, в самом углу, у окна.

Известно, что задние парты — по-древнешкольному «Камчатка» — пристанище всевозможных типов: неактивных, ленивых, а то и просто отпетых. В начале года, да тем более первого сентября, да перед самым первым уроком люди здесь садиться не хотят. А если, может, и хотят, то стесняются. У каждого есть надежда, что «вчерашний день лишь черновик, все можно заново начать», как говорится в одном хорошем стихотворении.

И вдруг она пошла туда сама. И за ней плелся Сережа. Корма!

Странная подробность. Незаметная, а все же странная.

Алена Робертовна, уже готовая начать свою тронную речь, даже выпустила из легких воздух. И ей пришлось его вдыхать заново.

— Здравствуйте, дорогие мои мальчишки и девчонки!

К этому своему вступительному слову она готовилась сегодня целое утро. И во время отпуска, лежа на песочке около моря, Алена мыслями не раз пролетала над этим мгновеньем — когда она говорит своим ребятам «тронную речь».

Она, может быть, и загорала только для них — чтобы они ею любовались — именно они! Любовались и гордились. И синее платье с белой отделкой надела специально. Подчеркивать загар чисто-белым платьем — это вульгарно. А когда синее, и белое лишь отделка, то очень хорошо.

Но, к сожалению, эта милая Алена Робертовна не очень-то знала школу, хотя и преподавала уже третий год. Она вообще не очень знала жизнь. А может, лучше будет сказать, не очень ее… замечала, как и все восторженные люди. И жила она не в настоящем мире, а в том, что сама себе придумала.

Это случается с людьми, и не так уж редко. Живут они всю жизнь, ничего не зная. И живут, надо сказать, довольно неплохо, потому что окружающие к ним относятся со снисхождением: ну витает человек… Пусть себе витает! Что ж ему, крылья рубить?

— Дорогие мальчишки и девчонки! Вот и пришел наш веселый праздник!

Эти фразы она услышала когда-то от Чуковского или, может быть, от другого какого-то писателя. И фразы эти очень понравились ей. Но то, что позволено знаменитому Корнею Ивановичу, никак не годится для молоденькой учительницы.

Класс, услышав такое вступление, сразу вспомнил, что Алена — известная витальщица в облаках. И тихо каждый занялся своим делом, то есть разговорами: не видались-то целую пропасть времени, глубиной в девяносто два дня.

Но именно тихо, потому что относились к ней как бы снисходительно и знали ее доброту.

Некто Игорь Тренин, человек в классе не очень уважаемый, повернулся к Сереже, не торопясь осмотрел его соседку. Есть такие люди — они скрывают свою слабость тем, что угнетают других.

— Не теряешься, Корма, — сказал он наконец и хмыкнул. Он не старался к этому разговору привлечь чье-то внимание, да и не привлек. Он лишь хотел напомнить Сереже, кто среди них главный.

И чтоб эта новенькая тоже знала!

К сожалению, Сережа не нашелся сразу, как ему ответить, а потому покраснел и растерялся. Вернее, был готов покраснеть и растеряться. Но его неожиданно выручила Таня, эта девчонка. И опять довольно-таки неожиданным способом. Она спросила:

— Как его зовут, а?

Она спросила совершенно нормальным тоном, но так, словно Тренина здесь вообще не было.

— Его? Тренер…