Гана Боржковцова - Тройка неразлучных, или Мы, трое чудаков

«Не налетите на трамвай», — предупреждала тетя. Когда это было? Как будто сто лет назад.

— Значит, ты налетел все-таки… Ну как, легко отделался?

Рядом с детьми стоит сухощавая старая пани. На седые волосы нацеплен неприглядный берет, из-под короткого жакета выглядывает кусок цветастого передника.

— Тут ничего не видно, вот в чем беда. А ты, паренек, подвернулся мне прямо на дороге, но, разумеется, это прежде всего моя вина. Если бы я не гнала в такой тьме…

Троица стоит, испуганно вытаращив глаза на старую пани. Бабка держится за руль велосипеда и тоже не сводит с них глаз.

Данка незаметно озирается по сторонам. Кроме них, на улице — ни души. На велосипеде действительно катила эта старуха в цветастом переднике.

— Велосипед-то Карличка, внука моего, — объясняет она. — Он всегда дает мне его вечером.

Дети и без нее видят, что велосипед — собственность внука Карличка. Конечно, это не Павлов велик. Это мужской велосипед, многое повидавший на своем веку.

— Никогда не катайтесь на велосипеде в потемках, — предупреждает старая пани. — Нельзя! Мне-то Карличек привозит его под вечер. Он, Карличек, славный малый, и дал бы мне велосипед даже днем, да, боюсь, люди подымут на смех. Ей, скажут, уже пора на печке сидеть. И они правы, конечно, я стара, но как быть, если я страшно люблю ездить на велосипеде? Вы никому не расскажете? Видно, и в самом деле пора бросать это дело.

— Конечно, мы никому не станем рассказывать, — убеждает старушку Данка. — А вы не бросайте вашего увлечения. Ездить — это же так здорово!

— Пожалуй, я и впрямь не брошу. А ты уж меня прости, — обращается старуха к Пипу.

— Ерунда, конечно, — отвечает Пип, — я сам виноват.

— Ну, тогда прощайте, — кивает им старая пани, ставит одну ногу на педаль, другой отталкивается и великолепно перекидывает ее через седло.

На повороте она ещё раз оборачивается и машет им рукой. Может, это относится только к Данке?

Вот скоро и дом. Окно в гостиной полыхает светом. Приблизившись, они замечают, что окно открыто.

— Мама проветривает квартиру, — говорит Марьянка. Не ужели действительно похолодало или ее просто колотит дрожь?

В тот же миг окно закрывается. Мама стоит на пороге раньше, чем они успевают нажать кнопку звонка.

— Я ничуть не волновалась, — говорит она. — Тетя предупредила, что вы задержались там с этой посудой. Ее как будто накопилось очень много.

Дети переглядываются. Ни о каком мытье посуды в этот раз что-то не было и речи. К счастью, мама вроде и не придает этому ни малейшего значения.

— Проголодались? — спрашивает она.

— Очень! — вырывается у Пипа.

Это правда. Все трое вдруг ощущают такой голод, словно не ели по меньшей мере неделю. Мама удовлетворенно кивает.

— Очень хорошо, что тетя не предложила вам сосисок. Я сию минуту приготовлю вам кашу. С какао или с корицей?

— С какао, — предлагает Данка.

После тех тетиных сосисок очень хочется каши. О сосисках они, к своему удивлению, не забыли. Пип проглотил тогда сразу две.

— А папа где? — спрашивает Данка, размешивая какао с сахаром.

— На собрании, — отвечает мама.

Данка кивает. На столе приготовлены бутерброды и апельсины. Апельсины очень дорогие, так что обычно их получают только дети. У мамы от них болит желудок. Но если у папы собрание, мама всегда оставляет ему один апельсин. Потому что собраний папа не выносит. А апельсины очень любит. И, чтоб немножко его порадовать, мама оставляет ему лакомство.

— Но почему это сегодня оно так затянулось? — спрашивает Марьяна и смотрит на будильник. Стрелки показывают пять минут десятого.

— Будильник остановился, мама, — сообщает она.

Мама смотрит на часы.

— Нет, часы идут верно.

Значит, и в самом деле теперь только девять!

— А настройщик был, мама? — вспоминает Пип.

— Был.

— И ты нам теперь поиграешь, ладно?

В комнате уютно и тепло. Все трое устроились на ковре возле фортепьяно и слушают музыку. Мама забыла, что должна была бы отправить их в постель.

Пип потихоньку поднимается и тащит из соседней комнаты огромную кипу нот. Чтобы выбрать еще что-нибудь. Мама поворачивается на вращающемся стуле.

— Не таскай столько сразу, — говорит она. — Они тяжелые.

Пип держит ноты перед собой и вдруг спрашивает:

— А сколько весит вязанка дров, мама?

Видели ли вы такое нагромождение лжи сразу? Вы только посчитайте: мы обманули тетку, сказали ей, что хотим пройтись по темной улице (ложь № 1); тетя позвонила маме, предупредив, что мы задержались (ложь № 2), да еще от себя прибавила что-то про грязную посуду (это ложь № 3). А мы, растяпы, и не догадались ее вымыть. И хотя мы не говорили, что не ели у тети сосисок, но мама все равно так думает (ложь № 4). Да, кстати, разве вы верите, что маме плохо от апельсинов? Да и та старая пани с велосипедом тоже поначалу выдумывала, будто не станет кататься на велосипеде. Но она сразу же отбросила свое вранье. В общем, эта бабуля в самом деле мировая. В будущем надо не забыть об ее примере и не сидеть на печке только потому, что кому-то покажется, что это тебе подходит больше!