Василий Ледков - Метели ложаться у ног

С ехидной улыбкой на широком лице с приплюснутым носом встретил человека-молву и Туси, хозяин семитысячного стада.

— Говоришь… Делюк? — Туси смотрел на человека-молву в упор, ноздри широкого носа раздувались, глаза, расставленные широко, превращались в щелки, мечущие резкий, режущий блеск. — Признаться, я знаю Делюка, но таким его не видел и не слыхал о нем такого. Но шаман — хорошо! Это — не Сэхэро Егор, двуногий волк, от которого ни мне, ни моему соседу Ячи покоя нет. Который год уже мы ловим его, а он всё — как вода сквозь пальцы! Неуловим поганый зверь! Нахалюга! Пять дней назад, казалось, совсем уж поймали, да вот… возле речки Пярцор опять исчез. В яру, наверно, заехал. Или заколдована эта река? Пастухи Икси, Мыдси и Сэвсэр, уже нагонявшие его на наших лучших оленях, говорят, что и следа его нарты не смогли найти, будто испарился, хотя тот только перед ними реку переехал. Так и вернулись. Ни с чем.

— Пастухи, говоришь? — с ноткой сомнения в голосе опросил человек-молва. «Это же как раз тот случай с Сэхэро Егором!»

— Да, трое их было, — выложил спешно Туси, не дав высказать свою догадку человеку-молве.

— Может быть, — согласился тот и не стал разматывать нить разговора, хотя он слышал, что Делюк усыпил именно трех пастухов, которые гнались за Сэхэро Егором. Человек-молва видел: Туси слишком высокомерен и самоуверен, он убежден, что всё знает и видит наперед, а потому лучше промолчать.

— Такие вот дела, — сказал Туси и добавил: — С одним-то Сэхэро Егором можно ещё жить: по полсотне, самое большое по сотне и по две сотни оленей угоняет. Это для большого стада — что котелок воды с озера, в пургу и в туман не меньше откалывается. Зато пастухам нет времени бока отлеживать. В прошлый раз, правда, этот двуногий волк побольше кусок отколол. Тоже наглеет. Да вот другие сэхэро егоры не появились бы. Игна Микит, тот тоже не страшен, да и, говорят, ленив стал на подъем.

— Всё может быть, — немногословно заключил человек-молва, потому что по слухам он знал, что Делюк крайне бедный человек.

— А Делюк-то сам… кто? — будто уловив мысли человека-молвы, спросил Туси и сам же ответил: — Бедняк-бедняком!

— Не оказал бы, — возразил всё же человек-молва и стал пояснять: — Сам я то не видел. Не знаю. Врать не хочу. А слухи идут, у него что-то около шестидесяти оленей было. Да вот Сядэй Назар, добрая душа, слышно, двести оленей ему отвалил. Просто так, ни за что!

— Вот светлая голова — Сядэй Назар! — от радости Туси даже подпрыгнул. — Не перевелись ещё люди! И я бы для Делюка полтыщи оленей не пожалел!

— Это — почему же? — подозрительно посмотрел в лицо собеседника человек-молва.

Туей многозначительно поднял указательный палец и сказал:

— Думать надо!

— Думать-то можно… Но кто знает, какую лямку потянет этот Делюк? — после недолгого молчания сказал человек-молва и снова взглянул в плоское, самодовольное лицо собеседника.

— Вот именно! — подхватил Туси. — Надо сделать всё, чтобы он нашу лямку тянул, пелеем был.

— Тру-удно в чужую душу заглянуть. Невозможно, — сказал человек-молва.

— Это верно, — согласился Туси. — Эта голытьба всегда самыми честными и непогрешимыми себя считает. Но всё же добро можно только добром откупить.

— Это так, но играть… с шаманом?..

— Шаман — тоже человек. Не за рванью же ему идти! Его слово и голова — вот что нужно нам прежде всего! — сказал Туси, и плоское лицо его от этих слов, которые показались ему неоспоримо умными, расплылось в улыбке.

— Твои слова да Нуму в уши! — поддержал человек-молва.

— Ся! Шаманы, говорят, всё слышат, если о них речь, — лицо Туей будто окаменело, узкие глаза расширились и забегали. Показывая подбородком на макодан, он намекал, что день-то солнечный и небо без единого облачка.

— Я тоже слышал об этом, но что мы плохого говорим? — заявил человек-молва.

— Вообще-то да: твой язык правду говорит, — согласился Туси.

В полдень человек-молва уехал. Взлетая на холмы и спускаясь в низины, неслась по тундре и резвоногая упряжка Туси. Он спешил рассказать новость своему соседу и другу Ячи, оленье стадо которого минувшим летом перевалило за пять тысяч голов.

Стоустая молва ходила пешком, плыла на лодках и к беднякам, которых в тундре много, как комарья летом. И у них на устах было одно и то же: Делюк! Весть о появлении нового шамана они встречали настороженно — богачи и шаманы из одной глины слеплены Нумом! — о проделках Делюка слушали с любопытством и вниманием, проникновенно и, наконец, не скрывая своей радости, заключили: