Василий Ледков - Метели ложаться у ног

Я ещё долго рассказывал Лиде разные истории, а вечером, положив золотого идола обратно в его чум, мы покинули гору Крутую.

В последующие дни Лида занималась своими делами. Она внимательно и подолгу слушала певцов, расспрашивала их, а потом уходила на солнечный склон сопки около стойбища и что-то записывала торопливо в блокнот. Я не мешал ей. Работа есть работа.

Но Лиду из делового равновесия и меня из вынужденного спокойствия вывел Иван. Однажды он вернулся в стойбище и рассказал о подозрительном человеке, который ходит по тундре пешком, долго нигде не задерживается, неизвестно что делает, неизвестно куда направляется. А носит он с собой металлическую коробку, чуть больше спичечной, которая попискивает.

— Геолог? Турист?

— Нет. Геологи и туристы поодиночке не ходят, — сказал я.

— Всё-таки, наверное, диверсант, — решила Лида.

— Это в тундре-то? Нет. Не может быть, — возразил я. — Что ему здесь делать?

— Так-то, конечно, так. В тундре ему делать нечего, — рассуждала Лида. — Но ведь ты сам утверждаешь, что «пространства здесь измеряются веками: от селенья до селенья — четверть века». Вот и вся логика. Тундра и вообще Север для диверсанта — благодатная земля. Здесь он может спокойно появиться, а пути отсюда во все концы открыты — поезжай, куда заблагорассудится. Это — раз. А во-вторых, люди здесь очень доверчивы. Шпион — не шпион, а надо выяснить, что за личность.

Я сначала не поверил, что Лида может быть такой решительной, но постепенно её воля овладела мной. Я сказал:

— Надо выяснить…

А молва, как всегда в тундре, не подвела: на склоне дня к нашему стойбищу одна за другой начали подлетать оленьи упряжки. Люди наперебой рассказывали о незнакомце:

— Шли дожди, а одежда на нём была сухая и опрятная…

— Лицо широкое, нескуластое. Волосы белые…

Весь вечер мы строили догадки, опровергали их, сомневались. А утром упряжка Ивана и наша с Лидой мчались к избушке старика Хозяинова, который уже много лет ловил на побережье рыбу, охотился на морского зверя и песца. Это к нему, говорят люди, пришел из Нарьян-Мара незнакомец, а потом подался в тундру, пошел по стойбищам оленеводов.

А тундра летела под нарты так, что травы и цветы между полозьями сливались в одно серовато-зеленое полотно. Олени бежали, раздувая ноздри и вывалив длинные розовые языки. И чем дальше мы удалялись от стойбища, тем сильнее овладевала мной мысль о поимке шпиона.

Легкий ветер донес до нас какой-то рокот. Вскоре из-за ближнего увала выполз, урча, вездеход, прошел наперерез и замер. Рука невидимого человека позвала из кабины, и мы пошли к машине. В кабине сидели трое загорелых парней. Они глазами смерили нас с ног до головы и с головы до ног. Когда смотрели на Ивана, улыбались, и я понял: они его отделили от нас, откинули в наивный и простецкий мир тундры. Мне почему-то показалось, что я уже видел где-то этих людей. И тут сердце мое резануло словно бритвой: «Ах вот оно что! Так вот вы кто такие!» — мне вспомнился рынок в Воркуте. Это было в марте. И вот тогда-то двое из сидящих теперь в машине выкладывали из мешков на прилавок мороженых чиров, пелядей, сигов и гольцовг а третий, которого здесь нет, то и дело совал в полевую сумку красные десятки, четвертные, полсотенные и сотенные купюры. Рубли, трешники и пятерки, как стружки от рубанка, летели в бумажный ящик из-под конфет, стоявший возле. Покупателей было много.

Взглянув на сидящих в машине, я шепнул Лиде:

— Пойдем, Лида, к нартам. Это — не люди! Браконьеры… Спекулянты…

Лида качнула головой и сказал тихо:

— А на лбу не написано. Подожди.

Шумел приглушенный мотор, и слов наших, конечно, никто не слышал.

— Здравствуйте! — сказал сидящий у окошка, слегка горбоносый, головастый.

— Добрый день! — ответили Иван и Лида, я тоже пошевелил губами, будто что-то говорил.

Он повернулся к товарищам, пошептался, потом ещё раз ощупал нас изучающим взглядом и начал толковать с Иваном:

— Ну что, Ванька, всё на олешках ездим, семгу ловим? А зимой шкурки? Песцовые, горностаевые?

— Слушай, Ванька, а пыжик у тебя есть? — дискантом, словно из порожней бочки, прокричал водитель.

— Нет, — отрезал Иван и переступил с ноги на ногу.

— Хорошо живет Ванька, — не унимался первый. — Семга… песцы… ишь ты, не надо голову ломать?

— А вам-то не нужна пыжиковая шапка?! — словно откуда-то издалека послышался голос Лиды.

— А почему — пыжиковая?

— Не для всех же шапка Мономаха! — ехидно сказала Лида.