Василий Ледков - Метели ложаться у ног

Поздно вечером, весь чумазый, ввалился в чум Вася Лаптандер и, опускаясь устало на латы, сказал обиженно:

— Ещё и друг называется… Охотник!..

— А что? — задело меня.

— Ты что меня оставил?

В ответ я и слова не мог сказать, потому быстро встал, выхватил лежавшего в передней части чума турпана и бросил его к ногам Васи.

— Вот!.. — только и вырвалось у меня.

Он взглянул на птицу и широко открытыми глазами уставился на меня.

— Ты?! — каким-то глухим голосом спросил, словно издалека.

— Я! Кто же больше? — гордый, я свысока поглядывал на него.

Он схватил птицу, понюхал её и снова уставился на меня, подавшись всем корпусом вперед.

— Это ты? Палкой? — Голос его стал ещё глуше, отдаленнее.

— Я, конечно! Конечно, палкой! — ответил я срывающимся голосом то ли от возмущения, что не верит, то ли от гордости, которая тоже мешала дышать.

— Это да-а! Эт-то да-а! — удивился Вася.

У меня першило в горле, и я ему больше ничего не мог сказать.

— Вот эт-то да-а! — продолжал удивляться Вася, засовывая руку в свою охотничью сумку. — Я тоже подбил… лорцэва [20] Лорцэв — турухтан, дикий петушок. , но это… не турпан! Вот эт-то да-а!

Я проводил Васю и пригласил его завтра отведать моего турпана.

— Э, а вчера ведь я второго лорцэва не показал. Завидно было, да и что мои лорцэвы против турпана? — спокойно улыбаясь, признался утром Вася, когда мы садились за стол.

— Сякцей у тебя сколько было? — поинтересовался я.

— А-а!.. — отмахнулся Вася. — Семнадцать. Совсем немного.

Суп из турпана понравился всем. Больше всех восторгалась им бабушка. Когда мы принялись за мясо, я положил в тарелку друга, как самый лакомый кусок, голову турпана. Ели аппетитно, все восторгались моей добычей, но Вася, засмеявшись вдруг, упал на спину, чуть стол не опрокинул ногами. Смеясь, он пытался сесть, но хватался за живот и снова падал на спину.

— Ты что? Что с тобой? — спрашивал я недоумённо.

— Ха-а, ха-ха! Теперь-то я знаю, что за птица у тебя! — заговорил наконец Вася. Он одной рукой протирал глаза, другой показывал на голову турпана, лежавшую на тарелке.

— Что такое? — насторожился я.

— Сле… слепая же птица-то была! Смотри: оба глаза у нее дробиной пробиты!..

— Ну и что? — возмутился я, всё ещё вникая в смысл Васиных слов.

— Так турпан-то у тебя слепой был! — опережая мои мысли, снова сказал Вася и опять залился смехом, который теперь уже раздражал меня.

— Бе-едненький, — обронила тихо бабушка, и тут же лицо её сделалось серьезным. — А мясо-то хорошее. Видно, он так, на ощупь травкой питался…

Бабушка ещё что-то говорила, говорила и мать, но слов их я не слышал. Мне было обидно за себя и жалко турпана.

Когда легли на стол три дробинки, найденные в теле турпана, костер в чуме уже догорал.

Однажды я заметил: воды в реке стало совсем мало, всюду желтели пески, на середине реки обнажались кошки — песчаные острова, затопляемые в прилив. Дни были настолько жаркими и душными, что и на мездре оленьей шкуры даже ночью не было спасу. Мы с Васей ходили на лайду и увидели, что все лужи и мелкие озёра высохли до дна, заросли густой болотной травой. Большое озеро возле домов, называемое Бабьим морем, тоже высохло, и темно-голубая глина его дна разлопалась, как лёд на озерах в трескучие морозы. Ид сякни — плавунки, которыми ещё совсем недавно кишела лайда, куда-то исчезли. За много дней удачной охоты мы впервые возвращались домой только с двумя плавунками. У меня не было трофея. Вася дал мне одного плавунка, сказал, чтобы руки не пустовали, и, грустные, мы шли к поселку — не хотелось даже разговаривать.

— Ты, Василей, не очень-то горюй: такое уж охотничье дело, — первым нарушил молчание Вася. — Сегодня нет, завтра будет. А лайда и Бабье море в каждое, даже не такое сухое лето высыхают к середине Комариного месяца [21] Комариный месяц — конец июня, начало июля. . Ид сякця без воды не живет. Да и что теперь ид сякци? Сустуи. Кожа да кости! А вот мара сякця [22] Мара сякця — кулик-береговик. сейчас — что ком жира. От одного десятка вкусный суп выйдет — пальчики оближешь! Теперь как раз на них пора охотиться. Это ведь так: воды нет, значит мара сякця будет. Эту птицу не так-то легко взять, но здесь я самые лучшие места кормежки знаю. Это — песчаная коса за глиняной протокой, что возле вашего чума. Об этом как-то я уже говорил тебе, в день встречи. Но это — ладно. Мара сякцю, брат, палкой или луком не возьмешь. Правда, луком ещё можно, но это — трата времени, попадется два-три кулика — разве добыча?