Лев Кузьмин - Под тёплым небом

Но Русаков в интернат, а значит, и в Кыж, всё не ехал и не ехал.

А тягостные дни шли и шли.

На уроках ещё ничего. На уроках Гуля Пашку тревожила, да тут же от него и отступалась. На уроках отбываешь всего часа четыре, а куда девать остальное время?

Можно, конечно, ходить на прогулки. Но ходить надо строем, парами. И детдомовские ходили, против строя не очень бузили. Даже Стёпа Калинушкин ходил, даже тот, Пашкин, супротивник со своим подпевалой ходил. Но привыкшему к кыжымскому приволью Пашке такие прогулки казались тягостней уроков… Будто тянут тебя на верёвочке, как телка.

Можно было, конечно, заниматься в не очень-то многих кружках рукоделия. Да вот вели их всё какие-то тётки, и там надо было или вышивать, как девчонки, или резать ножницами цветную бумагу, клеить обрезки на белый лист, чтобы получались солнце, дома, деревья. Всё это опять же было как бы понарошку и у приученного к настоящей работе Пашки вызывало презрение. Наконец Пашка сам нашёл себе мужское дело.

В преддверии скорых холодов в интернат заявился слесарь-сантехник. Черноусый, в брезентовой робе, с чемоданом, полным всякого нужного инструмента, он был похож сразу на Русакова и на Серьгу Мазырина. На Серьгу слесарь смахивал тем, что от него шибко наносило табаком и, разговаривая, он всё время похохатывал, а Русакова он напоминал неуёмной своей деловитостью.

Слесарь заходил прямо в класс, выстукивал, чуть ли не как доктор, выслушивал отопительные батареи, затем, подмигнув ребятишкам, удалялся в другой класс. Заглядывал он и в школьные чуланы, даже в подвал. Работал он во время уроков, во время переменок и после уроков. И вот Пашка очень быстро присоединился к нему.

Сначала, когда слесарь мелькал то тут, то там на этажах, Пашка в свободное своё время ходил за ним вслед вместе с другими мальчиками, на общих правах. А когда слесарь в одну из счастливых для Пашки минут принялся в полутёмном коридоре разбирать ржавую, старую батарею, когда он потянулся неудобно к раскрытому чемодану с инструментами, то Пашка мигом присел на корточки и ключ, разводной, универсальный, подал слесарю прямо в руку.

— Ого! Будешь, паря, моим подсобником, — сказал сразу слесарь.

И Пашка был у него подсобником весь этот день, вплоть до самого отбоя.

А на другой раз, на другой день вышла из своего кабинета Косова. Она пристально, изучающе вгляделась в работу слесаря. Потом сказала:

— Вы знаете, рядом с моим кабинетом в умывальной комнате всё время капает вода из крана. Слышно даже через стенку. Мешает думать, работать… Нельзя ли устранить течь?

— Можно! Раз, два-с, прямо при вас! — хохотнул слесарь.

— Так быстро? Ну уж! — не поверила Косова.

— Пойдёмте, гляньте… — И слесарь поднял свой чемодан, махнул Пашке: — Пошагали!

— Но мальчик вам зачем? — спросила Косова.

— Мой сподручник! — опять засмеялся слесарь.

И тогда Косова кивнула:

— Ну, что ж… Любой урок труда любому нашему воспитаннику на пользу.

И вот слесарь с Пашкой и с Косовой вошли в умывальную комнату, и была она такой медицински чистой, что слесарь сразу сказал Косовой уважительно:

— Хозяйка у вас тут, в интернате, видать, что надо!

И сразу запереступал по белым плиткам резиновыми сапожищами на цыпочках, даже за капающий кран взялся сначала как за хрустальный.

Но дело есть дело. Слесарь пустил в ход здоровенные свои ключи и отвёртку, закрыл вводный вентиль. Где надо — закрутил, где надо — докрутил: устранил неполадку. И тут же дал ход шумной струе из крана в белую раковину.

Затем кран опять плотно закрыл.

— Видите, уже не капает.

— Отлично, — сказала Косова, — проверьте ещё раз.

— Проверь! — кивнул слесарь Пашке.

Пашка кран повернул, и струя снова хлынула в раковину, и тут Пашке, сам он не знает как, примерещилось, что стоит он снова с Русаковым у огородной бочки, а в руках у него не винт крана, а поливной шланг. И Пашка подставил под самый напор струи указательный палец.

Вода шумным серебристым зонтом брызнула во все стороны, окатила Косову, окатила слесаря, оплеснула самого Пашку.

Палец он отдернул, но — поздно.

— Ты что, чудило? — изумился слесарь.

— Я нечаянно, — побледнел Пашка.

— Нечаянно так не бывает! — сказала ледяным тоном, отряхивая мокрое платье, Косова. — Немедленно марш в спальню! Всё с себя долой, кроме трусов! Не выходить из спальни, не слезать с постели до самого утра!

И Пашка, стыдливо избегая сочувственного взгляда слесаря, поплёлся в пустую спальню, понимая вполне, что идёт под арест.