Лев Кузьмин: Малые Звоны

Малые Звоны — это Катина деревенька. За деревенькой в кузнице пылает горн, у горна — Катин отец. И вот как только он выхватит из огня жаркую подкову или раскалённый лемех для тракторного плуга да начнёт бить по ним одноручным молотом, так сразу и становится понятно, откуда у деревеньки такое название.

— От кузнечной музыки! — подтверждает отец, если у них и дома с Катей да с матерью заходит об этом разговор. — От моей музыки, от дедовой, от прадедовой… Ну и, конечно, оттого, что деревенька наша в самом деле маленькая. Была бы побольше, называлась бы погромче. Скажем, Большие Звоны или даже Великие.

Катя смеётся:

— А зачем нам Великие? Нам хорошо в Малых!

И начинает объяснять, как ей в родной деревеньке хорошо. Она рассказывает про корову Бурёнку с телёночком, которые по утрам из тёплого хлева выходят: «Мы-ы тебе рады-ы, Катя!» — на весь двор мычат; рассказывает о быстрых стрижах и стрижатах, которые вьются над здешней речкой; говорит про кота Ваську, про его ласковое на крыльце, на солнцепёке мурлыканье; вспоминает даже отцовских приятелей-трактористов.

— Они вон какие заботливые! Лишь где встретятся, обязательно спросят: «Как жизнь, Катя Кузнецова?» Да ещё и скажут: «Передай твоим папе с мамой наш привет!»

Тут Катя делает передышку, взглядывает на отца, на мать, добавляет:

— Нет, я когда вырасту, и то отсюда не уеду ни за что.

— Не уедешь, так скоро уйдёшь, — ласково, но чуть с подвохом улыбается мать. — В интернат уйдёшь, в школу. А школа в посёлке за рекой, отсюда за четыре километра. А в интернате — друзья, подружки… Поживёшь с ними, поживёшь, да родную-то деревеньку вдруг и забудешь. Что тогда нам делать?

— Ещё слышней названивать! — отвечает за Катю отец. — Если случится такое, я так трезвонить в кузнице примусь, что долетит и до школы, и Катя нас мигом вспомнит… Ну, а если нет — корову на верёвочку, дом на трактор, кота в охапку, да и сами двинемся за Катей. Были жителями деревенскими, станем — поселковыми, чуть ли не городскими. Чем плохо? Может, так сразу и сделаем в первое сентября?

Катя смотрит изумлённо на отца, потом хохочет:

— Тогда выйдет уморушка: все в школу бегут на своих двоих, а я верхом на избе, на тракторе, да ещё и с Бурёнкой… Нет, я же говорю, что не забуду!

И вот наступает день, когда Катя и в самом деле отправляется в школу. Идут они вместе с матерью, и настроение у Кати — прекрасное. Она в новом платье с белым фартуком, у неё новенький портфель, а мать повязалась розовой косынкой и вся стала от этой косынки ещё моложе, ещё красивей. В одной руке у матери пёстрая сумка с Катиными запасными платьишками, а другой рукой она крепко держит Катину тёплую ладонь.

Дорога вьётся по скошенным лугам. Утро синее. Ивы у речки начали кое-где желтеть, но стрижи на юг ещё не улетели. Они, как бы провожая Катю, проносятся низко над дорогой, а сама Катя всё оглядывается на только что пройденный мостик, на крутой обрыв над речкой и на деревеньку.

Чем дальше они с матерью уходят в луга, тем обрыв с красно-жёлтыми рябинами наверху кажется ниже, деревенька — меньше. А скоро не стало заметно даже крыш. Только в том месте, где стоит кузница, поднимается тонкий дым. Он слабый, лёгкий, и Катя говорит:

— Папка горн разжёг, а не работает. Наверное, стоит и смотрит нам вслед. Видит он нас теперь или не видит?

— Видит, — отвечает мать. — Тут раздолье!

— А правда, если он по мне соскучится, то сразу так начнёт названивать, так названивать, что я этот звон и в школе услышу?

— Может, и услышишь. Если постараешься… Панкину кузницу по хорошей погоде слыхать далеко. Я сама, бывало, уйду за чем-нибудь в посёлок, а как про дом вспомню, так тут же мне и чудится, что слышу звон в нашей кузнице… Слабенько, издалё-о-ка-издалёка, но — различаю, и мне уже спокойнее.

Так, разговаривая и крепко держась за руки, они шагают всё дальше.

Гладкая дорога ведёт их сначала опустелым, тихим лугом, потом через холмистые, в молодой озими поля. Навстречу им, как белые гуси, облака плывут; вокруг, тоже медленно, по голубому воздуху скользят серебряные паутинки, и светлое настроение у Кати не убывает.

А когда наконец показалась окраина районного посёлка со старым парком, когда открылась из-за осенних, словно оплёснутых золотом, берёз шумная школа с просторными окнами, то и тут всё у них пошло замечательно.