Сергей Иванов - Хлеб и снег

Кирюша Мартынов — самый беспечный человек в деревне, а может, и на всём свете. Дом у него скособоченный, и крыша хлопает на ветру, как воронье крыло. А Кирюша ходит себе весёлый, как будто не к нему зимою снег в окно заметало, как будто не у него все пуговицы на пиджаке оборваны, как будто не он считается самым беспечным человеком на свете.

Кирюша захочет и крикнет во всю длину улицы:

— Здорово, Татьяна!

А Таня не может крикнуть, потому что ей неудобно и потом она недокрикнет. И она только рукой Кирюше помашет.

Таня с ним давно подружилась: он весёлый и не очень взрослый, хотя и большой…

Таню бабушка научила пуговицы пришивать. Но дома пуговицы были все пришиты, вот она и пошла к Кирюше и пришила ему на пиджаке пуговицы. Только они скоро все оборвались — такой уж человек Кирюша! Тогда Таня хотела снова их пришить, но Кирюша сказал:

— Ты пришей мне одну — пусть она у меня красуется, как памятная медаль. Я её и застёгивать не буду.

Но Таня пришила эту пуговицу такой крепкой ниткой, что на неё хоть ворота запирай — не оборвётся. И Кирюша не оборвал. Теперь он ходит по деревне в пиджаке на одной Таниной пуговице.

Все настоящие взрослые очень любят его учить… Таня в деревне не так уже давно живёт. Но и при ней Кирюшу учили уже два раза.

Остановят посреди улицы и говорят:

— Эх ты, парень-парень! С твоими-то руками золотыми!..

Но ругать — никто не ругает: Кирюша такой хороший тракторист, что его ругать нельзя!

Больше всего Кирюша любит, чтоб кто-нибудь смотрел, как он работает. Но кому на него смотреть? Всем самим работать надо. Или в школу ходить. Или они ещё маленькие — дома сидят. А Тане в школу пока не надо, и дома она не сидит.

Сколько раз, бывало, Кирюша её увидит и кричит:

— Татьяна! В мастерские пойдём?

— Ладно, — отвечает Таня. В мастерских тоже интересно…

В мастерских ранней весной готовили машины к севу. Здесь всегда пахнет бензином, соляркой, железом… Раньше Таня и не знала, что железо пахнет, а теперь знает: пахнет, да ещё как!

Кирюша возится со своим трактором и приговаривает:

— Я его разберу, как часики, потом соберу — будет зверь, а не трактор!

Таня в это время должна стоять и смотреть, что он делает. Если в сторону немного загляделась, Кирюша это сразу заметит и скажет:

— Эй, Татьяна! Куда отвёртка-то моя девалась?

Таня ему отвёртку подаст, а он её просто в карман положит. Ему не отвёртка нужна, а чтоб Таня смотрела.

Или есть у него ещё другой фокус. Заметит, что Таня отвернулась, и сейчас же:

— Эй, Татьяна! Знаешь, что это? — и покажет на какую-нибудь штуку в моторе. — Это цилиндр — сердце трактора! — А потом снова: — Эй, Татьяна! Знаешь, что это?.. Это коленчатый вал — сердце трактора!

Трактористы над Кирюшей за это подсмеиваются. Они кричат:

— Эй, Татьяна! Знаешь, что это?.. Это колесо — сердце трактора!

— Молодцы, молодцы, — говорит обиженно Кирюша. — Обманывайте человека, обманывайте! Шутники-затейники!..

Всё это было ранней весной. А теперь уже скоро май. Трактора все починены, все стали «как зверь». Несколько дней Кирюшу не было видно. И вот сегодня они снова встретились — когда Кирюша крикнул во всю длину улицы: «Здорово, Татьяна!», а Таня помахала ему рукой. Сейчас Кирюша шагал к ней, размахивая большими красными руками. Подошёл и спросил:

— Поедешь со мной боронить?

— Поеду. А когда?

Кирюша наклонился к ней и сказал тихим шпионским голосом:

— Завтра в шесть утра на этом месте. Точка!

Место для Тани было подходящим — прямо напротив дома. Но шесть утра!.. Как же встать в такую рань? Кто разбудит? Только дед: бабушка пожалеет. Но, как назло, дед уехал в город. Его не будет дома два дня. А бабушке говорить опасно. Бабушка может просто запретить — и всё. Тем более, без деда!.. Значит, приходилось рассчитывать только на себя.

Улеглись они рано: бабушка любит так, а Таня нарочно, чтоб пораньше проснуться. Спать ещё не хотелось, и Таня слушала, как бабушка за тонкой стенкой побормотала что-то, словно читала вслух книгу, потом громко зевнула, поворочалась ещё немного — и всё. Наступила в доме тишина и темень. Только ходики громко выговаривали: и так, и так, и так, и так…

…Вся ночь заняла одну какую-то невероятно короткую минуту. Таня закрыла глаза — было темно. Открыла — светло. А часы за стеной всё скакали и скакали, приговаривая: и так, и так, и так, и так!.. Таня быстро встала, прошла по холодному крашеному полу в большую комнату, где висели ходики. На них был нарисован большой серый кот из пушкинской сказки. Глаза у него зыркали вместе с маятником: влево-вправо, влево-вправо. Времени было без двадцати шесть. «Молодец», — подумала про себя Таня. Теперь всё надо было делать тихо и быстро одновременно. А это очень трудно! И всё-таки она успела одеться, съесть три печеньица с молоком, ополоснуть чашку, смахнуть крошки со стола. Таня уже совсем собралась уходить, но тут подумала, что бабушка начнёт волноваться, где она. Таня вырвала из своего альбома большой лист и жирными чёрными буквами стала писать. Писала она не очень хорошо, поэтому старалась придумать, чтоб вышло покороче. Она написала: «Я с Кирюшей. Таня». И тут по улице затарахтел трактор. Таня кое-как надела пальто, на цыпочках пробежала по комнате и выскочила за дверь.