Виктор Шурлыгин - Космонавт Сергеев

— Почему, Никодим Иванович?

— Сразу не объяснишь. Тут и несолидного много, и принципа не хватает. Сечешь: принципа, — повторил он раздельно. — Понимаешь, как в бою. Идешь в паре, вдруг ведомый «мессера» увидел — тюк в сторону. Сбил. А хвост у ведущего оставил открытым. Что же, хвалить его за заваленный самолет? Представлять к награде? Нет, милок, судить! Судить надо самым суровым судом за то, что он, гад, оставил товарища без прикрытия. Вот и у тебя так получилось…

— Никодим Иванович!

— Молчи и на ус мотай! Сам ты. Кругом сам. Сам идею изобрел, сам рассчитал, сам осуществил. Сбил, в общем, а ведущий остался без прикрытия.

— А как я должен был поступить?

— Ну, Сань, ты меня до сидаличного нерва поражаешь! Как поступить? Принципиально! Пора одиночек повсюду прекратилась. Изобрел, рассчитал — тащи Командиру. Так, мол, и так. На благо России нашей матушки предложение имею, как оборону укрепить.

— Командир бы зарубил.

— Тю, Сань, да ты правда глаз не имеешь. Пошто сидел на СКП три дня? Это наш Командир бы зарубил?! Петр Григорьевич?! Да в жизнь не поверю! А если б и зарубил — тащи Командующему округа. Там не вышло — Главкому. Товарищей с проектом познакомь. Принцип держи! Чуешь мою мысль?

— Да, — сказал Саня. — Кажется, начинаю улавливать. Но в армии…

— Когда речь про оборону Родины, — гневно сверкнув глазами, отрезал Громов, — тут хоть до ЦК дойди, а свое докажи! Заруби это где хошь! Понял!

Саня начинал понимать. Трудно, тяжело проталкивались в него мысли майора Никодима Громова. Точно он сразу — без промежуточных переходов — поднимался на какую-то новую человеческую ступень, более высокую и значительную, чем прежде. Мучения, страдания, сомнения — все пережитое за последние дни, увиденное, услышанное, прочувствованное переплавлялось в нем, словно в тигле, образуя новый, неизвестный ранее сплав.

— Ты не серчай, Санечка, — сказала Вера, когда Сергеев уже стоял на пороге громовской квартиры. — Я аж на кухне слышала, как Никодимушка орал. А все оттого, что отец у нас хочет, чтоб люди жили правильнее.

— Извини, Сань, если чего не так, — сграбастал его вечный комэск. — Сказал тебе все потому, что имею в тебя большую надежду и веру. Дружку твоему не сказал бы.

— Ропаеву? — быстро спросил Саня.

— Ему, математику. Все учтет, дебет с кредитом сведет, а мелковат. — Стальные бугры у майора Громова напряглись, заиграли. — В бой с ним бы не пошел, — резко сказал он. — Почему — объяснить не сумею, а не пошел бы, и баста!

— Никодим Иванович, — неожиданно для самого себя сказал Саня. — У вас восемьсот сорок рублей есть? Наличными.

Громов безудержно, раскатисто захохотал, обнимая жену.

— Вот она, мать, современная молодежь! Ты погляди на него! Орел, как есть орел!

— Тебе прямо сейчас надо, Санечка? — с тревогой спросила Вера.

— Угу, — он быстро взглянул на часы. — Четырнадцать минут осталось.

— Чего же ты стоишь! — Вера оттолкнула мужа. — У человека четырнадцать минут осталось, а ты как пень!

— Дак я… — И со скоростью, которой Санька никак не ожидал, Никодим Громов исчез и тотчас появился. — Сань, считать некогда, — выпалил Громов. — Тут, кажется, девятьсот.

— Мерси боку! — заорал старлей доблестных ВВС, прыгая через пять ступенек на лестничном марше. — Завтра отчитаюсь!

Хохот майора Громова послышался ему вслед.

Не замечая ветра, невесть откуда налетевшего, Саня мчался к военторговскому магазину. Мчался самым кратчайшим путем, прыгая через кусты и лужи, словно где-то в сознании у него включился невидимый радиокомпас и стрелка, показывая направление на дальний привод, точно вела к цели. Проскользнув в торговый зал перед самым носом старушки уборщицы, уже закрывающей двери, Саня прямо с порога закричал:

— Девушки! Подождите, не уходите! Эта шуба — сорок шестого размера?

— Есть и сорок шестого. — Молоденькие продавщицы смотрели на него, как на полоумного.

— Срочно выпишите чек! Срочно!

— Касса уже закрыта.

— Девочки! — Саня схватился за сердце. — Если вы не выпишете чек, я умру на этом самом месте!

И все почему-то поверили, что Саня Сергеев и вправду немедленно умрет. И любезно выписали чек, и красиво упаковали пушистую, необыкновенной белизны шубу сорок шестого размера. Саня, подхватив пакет, галантно раскланялся и гордой, величественной походкой направился к выходу, провожаемый любопытными взглядами.

На улице творилось невесть что. Черное небо — без единого облачка — полыхало синими зарницами, звезды, словно приблизившись к земле, горели холодным, немигающим светом, Млечный Путь, обычно едва заметный, напоминал светящуюся белую дорогу с темными, как бездна, ямами по краям и в середине. Ветер неистовствовал — с ревом швырял на дома охапки прелых листьев, свистел в проводах, гнул и раскачивал деревья, выл в трубах и улюлюкал в телевизионных антеннах. Придерживая левой рукой фуражку, Саня с трудом пробирался вперед, чувствуя, как валит, сбивает с ног, бьет по лицу нестерпимо холодный воздух. Только добравшись до своего дома, он вздохнул с облегчением.