Андрей Яхонтов - Дождик в крапинку

Может быть, стоит рассказать про лохматого медведя или бульдогов? Вряд ли это имеет смысл. Тем более не поверит.

— Я пойду, — поднялся Антон. Беседа с дедушкой зашла в тупик, и ему не терпелось показать монету во дворе. Это им не чертов палец.

— И еще… — удержал его дедушка. Перелистав книгу, достал лежавшую между страниц фотографию женщины в длинном платье. — Знаешь, кто это?

— Нет, — сказал Антон.

— Баба Лена!

Антона, уже пятившегося к двери, невольно потянуло обратно. Дедушка любовался фотографией с нежностью. На фоне как бы бархатного занавеса — красивая, молодая незнакомка. Волосы густые, черные.

— Все мы такими были, — вздохнул дедушка.

Вошла баба Таня, и дедушка фотографию поспешно пихнул между страниц, а том захлопнул.

— Ну ладно, это я так. Вспомнилось. Иди, бегай, гуляй, — сказал он.

К заборчику палисадника жалась тепло укутанная, несмотря на солнышко, Полина. К ней подступали Борька. Юлька и Минька.

Появление Антона они восприняли как прибытие свежих сил.

— Ты послушай, послушай, — захлебываясь яростью, с ходу начала натравливать его на Полину Юлька. — Она говорит, из опавших листьев потом вырастают деревья.

— Я не говоила. что выастают, — отчаянно сопротивлялась Полина, — Я говоила, листья становятся пеегноем и удобением…

— Удобением, — передразнил ее Минька.

— Да, мне мама ассказывала.

— Твоя мама… — с издевкой начал Борька.

— Я тебя удаю, — стараясь их перекричать, пригрозила Полина. — Или отца позову.

— У твоего отца пистолет фальшивый. Из фанеры.

— Непавда.

— Правда!

— А мы дядю Володю позовем, — не отступал Борька. — Он жирный. Он как твоему отцу даст — тот на крышу улетит.

Дядя Володя — Борькин сосед по квартире — был грузный, ходил тяжело, носил белые рубашки и большой портфель. Антона удивляло, что Борька похваляется его силой: ведь неповоротливый, живот, как обвислый воздушный шар; но главное, уже немолодой.

Надо было заступиться за Полину.

Но они сами изменили тактику.

— А смотри, укуталась-то, — нашел еще одно уязвимое место для издевки Минька.

— Я болела, — стала доказывать Полина.

— И сейчас, небось, болеешь, — вмешалась Юлька. — Еще нас заразишь. Сидела бы дома.

— Ты сама меня позвала, — не выдержав явной несправедливости, заплакала Полина.

В слезах ушла.

— Пожалуется, — забеспокоился Минька. Глазки его бегали. — Пойду, что ли, домой.

— Тети Жанны дома нет. А ты трус, — бросила Юлька.

— Сама ты знаешь кто?

И, притворившись оскорбленным, зашагал к флигельку.

А Юлька специально встала под Полинины открытые окна, в расчете на то, что беглянка, может быть, ее услышит. Непримиримости в Юльке не убавлялось.

— Она говорит, у них дома ни копейки нет. Ведь не может так быть? Копейка-то обязательно найдется.

Презрительно сжала губы, показывая, что по-прежнему считает себя правой.

— Конечно, найдется, — поддержал ее Борька.

Окна оставались пустыми. Но подкрасться к ним можно и незаметно. Встать за занавеской…

— Копейка не считается, — иступил в спор Антон голосом совершенно безразличным, И лицо тоже сделал безразличное, отсутствующее. — Когда так говорят, имеют ввиду, что в принципе денег нет. А если поискать, то можно и три копейки найти. И даже рубль. Моя мама часто говорит: «Нет ни копейки». А в кошельке у нее я два рубля видел.

— Твоя мать имеет право так говорить, — сказала Юлька. И хотя Антону, вернее его маме было отдано предпочтение, слова эти задели. И что его потянуло влезать в чужое препирательство? Опять ему же и досталось. — А Полинкина нет. Они недавно пианино купили. Чтоб дочка их, Полиночка, играть училась.

Юлька изобразила, как Полина присаживается и музицирует, и схватилась за живот.

— Ой, не могу, кикимора эта музыке учиться будет…

Если бы Полина это услыхала, вряд ли она сумела бы сдержаться. Наверняка выглянула бы, чтоб ответить обидчице. Значит, не подслушивала, сидела в другой комнате или на кухне.

Антон не хотел Продолжении разговора. И настроение хвалиться монетой тоже пропало… Ну их… Да они всей значимости находки и не смогли бы осознать.

Отправился домой.

В коридоре стоял свежий запах табачного дыма. Антон замер, а затем пробежал к закутку. Дверь в комнату была распахнута.

Папа лежал на тахте, вытянув ноги в коричневых, измазанных грязью ботинках. Над ним стояла баба Таня.

— Надо иметь мужество, — говорила она.

— Уйди, — невнятно просил папа.